3 «Письмо огорченного читателя – книге».

Уважаемая книга, я не смогла принять тебя.

Прости, что я была с тобой столь небрежна. Прости мне мое малодушие, мое нежелание проникнуть в твою ткань, рассмотреть твои нежные складки. Ты прекрасна – но как что-то чужое, что маячит за горизонтом, но не станет частью меня; на что можно смотреть сквозь разбитое стекло – но нельзя прикоснуться, не поранив руку. Я жалею тебе свою руку. Мне жалко тебе свою кровь. Прости.

Я знаю, что человек, написавший тебя, – он хороший. Через внешнее твое совершенство он пытался преодолеть свое неприятие тебя. Должно быть, ты его испугала. Так бывает, не расстраивайся.

Я поняла, отчего он не любил Достоевского. Тот не боялся, тот с готовностью бросался в кошмар, не пытаясь сберечь себя; оттого его проза болезненна, он бежал от элегантности, от высеченной в хрустале формы. А твой автор, уважаемая книга, был нежен и мечтал сохранить себя хоть немного – и потому ты непростительно… ты жутко красива.

…Знаешь, уважаемая книга, у меня была близкая мне Лолита. И у этой Лолиты тоже был Гумберт. Ты не обманываешь меня, книга. Ты во многом права – но ты бываешь не права в настроении, в мелочах, которые я узнала от своей Лолиты. Отчего-то, читая тебя, я чувствовала, что предаю свою Ло. Наверное, память излишне чутка. Все равно – моя Ло мне ближе. Ты не виновата, уважаемая книга, – разве может быть виновато творчество, что растревоживает давние впечатления?

Я сказала бы ей, книга:

«Ло моя, как ты? Ты скучаешь по мне?.. Нет, конечно, умершие не могут скучать. Какая я глупая, Ло!.. Помнишь, как мы говорили с тобой, а за балконом, в бесконечности, распускался апельсиновый весенний закат? Ты держала в руках старые «Сумерки». Отчего ты зачитывалась ими, Ло? Что ты нашла в них?.. Нет, я не спрашиваю. Я любила тебя – тобою, естественной, несколько грустной. Ты убегала из дома в подъезд и пряталась там, а я находила тебя и обнимала, и ты плакала бессильно у меня на плече. А я говорила тебе: «Ло, все нормально! Ты справишься! Ты у нас сильная!» Ты говорила, что я единственная тебя понимаю, что я – единственный друг. Какое слово это – «друг»? Короткое и некрасивое, резкое. Прости меня, Ло, что не смогла уберечь тебя. Я пыталась, но я была слишком слаба. Мы обе были очень юны. Твой Гумберт слишком «любил» тебя. Раз ты сказала мне, Ло, что ненавидишь это – «любить». А я не посмела тебе возразить. Что я могла бы сказать? Ты убегала ко мне от отчаяния, но потом возвращалась домой. Рано постаревший ребенок. Не пойми я сама, ты бы ни за что не призналась – тебе было стыдно. Все они говорят о «любви», Ло. Слабый и пустой человечишка он. Я поняла это, раз посидев с ним за одним столом. Ло, ты говорила мне: «Со мной все кончено!» Зачем ты так говорила? Я плакала от бессилия, от невозможности спасти тебя из лап монстра. Ты просила меня об осторожности. Ты боялась за меня и не хотела, чтобы я говорила. Ты боялась его. Прости меня, Ло. Тебя уже нет, а я вспоминаю тебя очень часто. Я знаю, что виновата. Но я знаю, что ты обрела покой, и это меня утешает. Ты научила меня силе, любимая Ло. Без памяти о тебе я бы пропала. Спи спокойно, Ло. Твою могилу засыплют желтые листья, которые мы с тобой так любили».

Уважаемая книга, я не рискну тебя оценить. Я не имею права на то. Я излишне пристрастна. Могу лишь надеяться, что ты своей красотой привлечешь хороших людей. Им ты нужнее. Пусть помнят о том, что зло вечно пребывает с нами и часто – в самом банальном облике.

С почтением к тебе,
Твой огорченный читатель.