5

Возможно ли измерить глубину человеческих страданий? Сколько способен вынести и пережить человек, изгнанный, отверженный, попираемый и оплевываемый, ненавидимый и презираемый, но алчущий света, любви и надежды? Насколько возможна духовная даже не эволюция — Революция — для человека темного, озлобленного и отчаявшегося?

Хотя одними из основных тем «Отверженных» и стали буржуазный мир, социальное неравенство, лицемерие отдельно взятых личностей и всего народа в целом, однако же духовное в нем настолько тесно, единым слитным движением в плотном, вышибающем дух объятии сплетается с этой самой социальной светскостью, что щупальца тончайшей философии вкупе с отвлеченными размышлениями, которые вовсе не поучения, но серьезные раздумья, щедро раздариваемые автором, делают книгу еще более глубокой, чем она кажется на первый взгляд. И на второй взгляд, и даже на третий.
Что значит «отверженный»? Это тот, кто отвергаем обществом. Изгой, у которого нет ни кола ни двора, нет ни единой родной души, способной ободрить ласковой улыбкой или теплым словом, нет ни возможности, ни права называться человеком.
Жан Вальжан — олицетворение всех отверженных, но не сломленных, всех низвергнутых, но воспрянувших, всех отчаявшихся, но нашедших в себе силы встать и гордо поднять голову, даже неся на себе клеймо преступника и отброса общества.
Он не просто персонаж, он — герой, герой во всех смыслах, герой вовсе не безупречный, но стремящийся очиститься настолько, насколько это возможно, избрав символом очищения глубокую добродетель, дарованную ему добрым почтенным епископом, и маленькую невинную сироту, для которой он сумел стать избавлением. Мне кажется — и дальше будут исключительно мои субъективные измышления — в этой книге вообще нет персонажей в том смысле, что «этот персонаж мне нравится», а «этот персонаж мне не нравится, вот бы автор его прикончил...». Здесь его герои, личности светлые и личности темные, незаурядные и примитивные, возвышенные и бездуховные, злые по своей природе и жертвы обстоятельств. Все это люди, такие же, как и мы. Их тем легче представить, потому что таких, как они, много и сейчас. Времена меняются, но люди... люди нет.

Я давно, еще в школе, первый раз прочла «Отверженных». Я все честно прочитала, помнится, мне даже понравилось, но спустя годы желание перечитать и освежить в памяти историю беглого каторжника Жана Вальжана подтолкнуло меня к тому, что я заново переосмыслила и пережила эту историю. Она заставила меня много думать и размышлять, сочувствовать и сопереживать, сострадать и тревожиться.... И наконец, еще ни в одной книге я так не рыдала в конце, как в этой. Случалось где-то расчувствоваться, пустить слезу, но чтобы так.... Я смогла успокоиться, лишь дочитав эпитафию, нацарапанную на камне, венчавшем гробницу Жана Вальжана. Горечь, покой, опустошение... возможно, даже умиротворение — вот те чувства, которые остались после последних строк романа.
Автор затрагивает множество проблем и задает множество вопросов, пускаясь в пространные рассуждения. Какие-то поднятые темы читались легко и с увлечением, так как были на самом деле актуальны и живо заинтересовывали, какие-то приходилось читать, со всей серьезностью вникая в их образы, так как они были попросту неблизки.
Тема социального неравенства, зависимости женщин, отношений родитель-ребенок, проблема духовного восприятия и способности к добродетели, благочестию, нежная и романтическая влюбленность, затмевающая саму жизнь, или, точнее, становящаяся ею, неприятие того, что оказывается за гранью закона, отторжение того, что порицается и обществом, и писаными постулатами, невозможность двигаться дальше, когда ранее незыблемые правила рушатся и заставляют смотреть на очевидные ранее вещи совсем другими глазами....
«Отверженные» - словно энциклопедия жизни, той жизни, которая бурлила во Франции во времена смуты, когда имена Наполеона и Веллингтона гремели, словно трубы судного дня, когда Республика была и недостижимым идеалом, и ругательством, когда люди были вынуждены влачить жалкое существование в самой клоаке общества, даже не в Парижской клоаке....

Несколько слов я бы хотела сказать о тех, кто стали для меня символами как книги, так и той эпохи, даже притом, что они не были такими же реальными, как я сама.
Пускай Козетта считается символом «Отверженных», однако для меня им стал Гаврош. Отчаянный маленький оборванец, бесстрашный и дерзкий, он подчас проявлял невероятную для своего возраста мудрость и отвагу, не безрассудную, а вполне осознанную. Этот мальчик, гамен, стал символом мужества и борьбы, которые занимали добрую треть истории в качестве борьбы за свободу и независимость Франции, Парижа, и символом мужества и борьбы обездоленных и вынужденных всеми правдами и неправдами добывать себе пропитание. Он нищ материально, но богат духовно, он бездомный, но в его руках целый мир, он несчастен, но он чувствует себя счастливым и свободным. Его бунтарский дух пронизывает каждую страницу, и худенький подросток становится таким же могучим и величественным, как Анжольрас, Мабеф или сам Жан Вальжан.
Не меньше мне пришлась по душе его сестра Эпонина. Да и Жавер, который, будучи узок в своем видении справедливости и не умея воспринимать и смотреть на правду под разными углами, тоже оказался человеком. И его мне тоже было жаль.
Жан Вальжан... я уже писала о нем. Он может нравиться, может не нравиться, его можно понимать, презирать, сострадать или насмехаться, однако он не может не вызывать эмоций. Вышедший на волю озлобленным, ожесточившимся, он сумел понять и расшифровать ту бурю в душе, которую поднял в нем монсеньор Бьенвеню; сумел разгадать загадку сфинкса, которая оказалась запечатлена в его окаменевшем сердце; самое важное, что он захотел измениться, и положил жизнь на искупление содеянного, хотя каторга видала и более достойных кандалов и красной куртки.
Каждый переворот сознания, каждое смятение мыслей, каждая эмоция делала его все более человечным, все больше возвеличивала его, хотя иногда мне казалось совершенно нереальным терпеть и претерпевать то, что он претерпевал.
И его финальная исповедь, иначе не скажу, вполне закономерно вызвала у меня слезы, слезы обиды и горечи за несправедливость, за невозможность вкусить того счастья, которое он так кропотливо выстраивал и так честно и искренне отпустил на волю. Он умер, умер счастливым, чувствуя прощение и купаясь в озарявшем его свете. И пусть его могила безымянна, однако суть его - «отверженный» - будет увековечена во веки веков.