4 Вова, убери язык

Наигравшись вдоволь, она разглядела меня получше и, удостоверившись в незначительности, выбросила вон, измятого, измученного, а себе нашла новую игрушку – подороже, похитрее.

Прежде, в "И не только Сэлинджер", Аствацатуров подробно разбирал мучительное непонимание героев Генри Джеймса: она живет в атмосфере лавстори, в то время, как его жанр авантюрный, охота за сокровищем. Тем же приемом, предельно расширив круг вовлеченных, сам он пользуется в "Пеликанах...". Каждый разыгрывает свой сюжет в жанре, равноудаленном от внутренней реальности других персонажей. Что не только не становится трагедией, но даже и серьезного дискомфорта не причиняет. В сути всем на всех плевать и всякий варится в собственном котле, изредка примеривая выбранную архетипическую маску, как женщина, что пытается влезть в свадебное платье спустя десять, двадцать, тридцать лет .

"Не кормите и не трогайте пеликанов" книга возведенного в абсолют, самоценного одиночества. Изредка прерываемого сопряжениями разной степени близости с другими человеческими особями, не приносящими большого удовлетворения ни одной из сторон. Жизнь. где спорадические контакты воспринимаются как неизбежное зло, а от постоянных нужно бежать, как от зла абсолютного. Но это не: "Кровь моя холодна, холод ее лютей реки, промерзшей до дна, я не люблю людей" Бродского, в каком-то смысле "Пеликаны..." антибродский.

В одиночестве аствацатуровских персонажей огромная потребность в приязни и признании при неумении дать что-то взамен, уж не говоря о бескорыстном служении, неважно чему: делу, женщине, идеалу. Лирический герой, с которым автор делится собственным именем, известен страстью к насквозь фальшивым femmes fatal и страстью к нему инженю: от первых Андрей терпеливо сносит моральные тычки и подзатыльники, вторым не прочь сам при случае отвесить, Так вот, если герой и должен вызывать симпатию, это ему не удается.

Композиционно книга выстроена серией флэшбэков, призванных намекнуть читателю на причастность горним сферам постмодерна, но похоже это скорее на неряшливый пересказ житейских и окололитературных анекдотов. Бывает смешно, к чести автора не там, где зло. Бывает узнаваемо - это в части реалий девяностых. Но весь пассаж "как тяжело на свете жить бедняжечке", о мытарствах безработного профессора, вызывает неодолимое желание побыть Станиславским: "Не верю!"

Резюмируя: как литературоведческий капустник, предлагающий читателю опознать максимальное число коннотаций, это превосходно. Как роман, удручающе плохо.

Источник