5 На земле мы не навсегда, лишь на время

Среди моих знакомых не так много верующих. Те из них, кто всё-таки верующие, вроде бы люди адекватные, не принимающие на веру очевидные нелепости. Всё-таки, как и всякое художественное произведение (кто скажет, что мифы нехудожественны, пусть первый бросит в меня камень), Библия метафорична, и почти все божественные деяния вряд ли можно воспринимать дословно. Тем не менее, стоит мне выйти за привычный круг общения, как я зачастую сталкиваюсь с потрясающим невежеством, сравнить которое можно разве только с утверждением Холмса Ватсону, что его глаза говорят о том, что это Солнце вращается вокруг Земли, а не наоборот. Но в отличие от Холмса, безразличного к истинному решению конкретного вопроса, люди с пеной у рта часами готовы доказывать антинаучные догмы. Например, до сих пор вспоминаю одного фотографа, безапелляционно на полном серьёзе утверждавшего, что человек – не животное, поскольку царь природы и находится неизмеримо выше по своему развитию.
Может показаться, что автор этой книги сильно преувеличивает распространение креационизма, однако, к сожалению, ряды креационистов дополняют люди, слышавшие звон, но совершенно не умеющие (и не желающие) самостоятельно рассуждать. Крис Тёрни говорит и об этом.

Вы когда-нибудь задумывались, в чём разница между Юлианским и Григорианским календарями? Я – нет. Просто с детства знала, что они есть, что Григорианский – чем-то лучше, и что при переходе России на Григорианский отнялись две недели, и до сих пор существуют даты рождений-смертей-и т.п. времени перехода по старому и по новому календарю. Всё. А ведь очевидно, что просто забавы ради на календарь, аналогичный старому, переходить не будут. Единственное отличие Григорианского календаря в том, что среди високосных лет, приходящихся на столетия (а благодаря кратности 4, каждый столетний год високосный), високосным считается лишь каждый четвёртый. 1600 был високосным, 1700, 1800, 1900 пропускаем, 2000 – високосный, следующий столетний високосный год будет 2400. Если бы 2000 год попал бы в тройку невисокосных столетних годов, пожалуй, тот небольшой процент людей, склонных задумываться, имел бы повод самостоятельно уяснить разницу между календарями: с чего это вдруг подряд длится 7 невисокосных лет. Но теперь такой шанс появится лишь у поколений, которые будут жить в 2100. Ради эксперимента я опросила своих знакомых насчёт разницы между календарями, и лишь один технарь что-то начал говорить о столетиях, но на этом и запутался.

То, что Тёрни рассказывает про календари (не только Григорианский с Юлианским, но и вообще разных времён и народов) – лишь верхушка айсберга. Разные летоисчисления создают путаницу в установлении истинного порядка событий человеческой истории. Даже, если быть точнее, нашей цивилизации. Потому что чем дальше от нас назад – тем большая погрешность допустима в определении дат. Радиоуглеродный анализ ограничен лишь 40000 лет, и применённый к одному и тому же объекту сейчас и 50 лет назад, разумеется, покажет разный возраст объекта. Что я не поняла, так это то, почему точкой отсчёта для радиоуглеродного анализа взяли 1950 год. С таким «началом координат» исследователям постоянно приходится переводить радиоуглеродный возраст в наше летоисчисление – Н.Э. и до Н.Э. Почему бы сразу в нём и не считать? Не знаю, в книге я ответа на этот вопрос не нашла.

Тёрни неспешно рассказывает и про другие (всевозможные!) способы датировки, по мере их открытия. Так, в истории с плащаницей папы разрешили её исследовать лишь тогда, когда появился новый способ радиоуглеродного анализа, не требующий уничтожения большого куска объекта. Углеродные годы разные по длительности, точнее, за одно и то же календарное количество дней количество углерода в атмосфере планеты может колебаться, и эта разница отражается в древесных кольцах. Оказывается (=логично предположить), что для разных уголков планеты составлены целые карты непрерывных древесных лет. С мрачным юмором автор рассказывает про одного незадачливого дендрохронолога, из-за которого было уничтожено дерево возрастом более 4000 лет. Имя непутёвого Тёрни, впрочем, тактично умалчивает. Юмор Тёрни проявляется постоянно, вот отрывок, взятый с рандомной страницы:

С ЭПР мы уже разобрались, давайте теперь выясним, как происходит датирование по урану и торию. Одного названия достаточно, чтобы начать оглядываться в поисках ядерного убежища.

В то же время, Тёрни заботится о читателе, стараясь максимально разжевать для него «неудобоваримую» науку.

Логика повествования выстроена в высшей степени изящно. От истории нашей цивилизации, восстановленной во многом благодаря звёздам (их меняющемуся расположению и кометам, влияющим на климат Земли) Тёрни переходит к исследованию возраста земли (как теме пересудов и распространённых креационистских заблуждений). Затем – к органическим древним останкам (костям), а после – и неорганическим (скалам). Наслоения грунта тоже могут о многом поведать. После чего интрига повествования вновь возвращается от костей ископаемых динозавров к костям эволюционных ветвей человека… За рассказом Тёрни, где общепринятые гипотезы вдруг опровергаются очередными находками, следишь не отрываясь. Как было сказано в каком-то советском фильме, «На земле мы не навсегда – лишь на время». После прочтения этой книги эта фраза осознаётся ещё более остро: одни виды неизбежно сменяются другими, вымирание и конечность вида естественны. Смешно вспоминать того фотографа, мнящего себя «царём природы» и рассуждающего не больше, чем ловящая мышей кошка. Ветвь современного человека – изначально побочная и тупиковая. Пройдут ещё десятки тысячелетий, и видовое лицо планеты изменится до неузнаваемости. В самом конце книги Тёрни говорит о времени, когда разные виды человека существовали одновременно, и задаваясь вопросом, что было бы, найди мы ныне живого представителя своего рода, кончает книгу на оптимистичной ноте.