5 Кто живет в мире слов, тот не ладит с вещами (С)

Я напишу о том, как раскрывается Сергей Довлатов в этом произведении, используя знание такого психологического явления как проекция. Это когда мы думаем, что говорим или пишем о другом человек, но говорим о себе.
Вот автор пишет о Пушкине:

Больше всего меня заинтересовало олимпийское равнодушие Пушкина. Его готовность принять и выразить любую точку зрения. Его неизменное стремление к последней высшей объективности. Подобно луне, которая освещает дорогу и хищнику и жертве… он был только поэтом, гением и сочувствовал движению жизни в целом.
Его литература выше нравственности. Она побеждает нравственность и даже заменяет ее. Его литература сродни молитве, природе…

И у Сергея Довлатова в его книге мы обнаруживаем эту готовность принять и выразить любую точку зрения. Помните вечное кантовское: из существования не следует долженствования?
Мне кажется, что Довлатов осознаёт свой выбор, в котором «литература выше нравственности». Он не хочет писать о том, что хорошо и что плохо. Он не даёт моральных оценок.
Но при этом в его строках прячется тоска по … не материализму:
А всякое Дело с заглавной буквы тебе ненавистно. Вокруг него - зона мертвого пространства. Там гибнет все, что мешает делу. Там гибнут надежды, иллюзии, воспоминания. Там царит убогий, непререкаемый, однозначный материализм...

Дело с заглавной буквы – это и есть то самое долженствование, то, что автору чуждо. То, что в его картине мира прочно спаяно с непререкаемым материализмом, то есть бездуховностью.

И автор прячется за иронией, так как «вечная ирония - любимое, а главное - единственное оружие беззащитных».

Можно написать, что убегать в алкоголь, как делает главный герой произведения, - не самый лучший выход. Но тем самым мы уйдём в то самое «долженствование», которого автор избегает. И эта книга учит присоединяться к автору на время чтения и просто чувствовать боль, отчаяние, переживать всю палитру чувств, ощущать абсурдность некоторых явлений и находить спасение в иронии.
И тогда происходит контакт с автором, несмотря на то, что он писал эту книгу сколько-то лет назад, а мы читает сейчас.