4.5 внимай их пенью

Я бы сказала, что это песня, а не книга. Действительно, с учетом того, как слог автора разливается по книге, которую читаешь, возникает ощущение, словно бы он ее не писал, нет. Словно он ее неспешно, шепотом так, но наговаривал.

Если вслушаться в лесную тишину, если застыть посреди лобного места, если к озеру наклониться, можно услышать множество голосочков, которые словно бы сами рассказывают эту историю.

И лес сам себя описывает, потому что лес живой и всё, что в нем говорит — тоже живо. И люди, которые жили (а может, и живут) в лесу этом, тоже живые, странноватые немного, но живые.

Пока слушаешь, как лезут отовсюду голоса, хочется как-то помочь лесу быть услышанным, понятым и нужным.

А если еще и глаза прикрыть, то эту историю можно не только услышать, но и увидеть. Призрачно, полупрозрачно, эфемерно, но можно.

Из всех щелей прет эта история, потому что хочет быть услышанной, хочет быть замеченной. И автор, словно оказавшись в этом самом лесу, записал всё то, что увидел и услышал и вылил это всё на бумагу, потому что этого требовал лес и всё, что лесом говорило.

Вот, примерно такие ощущения испытываешь от книги, вливаешься сначала в атмосферу леса, а потом лес вливается в тебя и как-то вы неразлучно связываетесь по рукам и ногам, и всё, вместе.

Не могу вдаваться в сюжет, он здесь хоть и имеет роль, но не для меня. Я тут как созерцатель скорее, как человек, которому стихотворение «Silentium!» посвящено. Как там: «Внимай их пенью — и молчи!» Вот и я тоже внимаю пенью этой книги и молчу. Созерцаю.