3 «Кто посмеет после этого утверждать, что милость господня не почиет на литераторах?»

Воспоминания Франсиса Карко воздействуют как пылкая, эмоциональная, цветистая, но несколько бестолковая речь человека, что спешит скорее поделиться впечатлениями больше с самим собой, чем с читателем. Калейдоскоп лиц сменяет друг друга так быстро, что не успеваешь всмотреться. Оно и понятно – книга наполнена такими именами, которым посвящены статьи, монографии, и не по одной на каждой. Уместить их всех под одной обложкой так, чтобы нигде не торчали углы, ботинки и локти едва ли возможно. Вот и остаётся читателю нестись на полном ходу сквозь дверные проёмы кабаков и притонов вдоль имён, жестов, улыбок и ужимок.

Отдельная прелесть – вставленные в текст изображения произведений, об авторах которых ведёт речь Франсис Карко. Конечно, это не исследование и не холодная выжимка, это личное восприятие тех или иных из великих (и не очень) человеком, а потому текст стоит воспринимать с определённой поправкой на субъективность. Пытаться выстроить отношение к Утрилло, Луи Вакселю, Альберу Марке и десятку других, упомянутых в книге, на основе этой самой книги невозможно, настолько сумбурное и избирательно выхватывает внимание Карко сферы человеческой жизни. Зато возможно почувствовать пульс того вещества, что наполняло душу нищенствующей парижской богемы.

Уместно будет отметить, что Карко пишет живописно, он не столько рассказывает историю, сколько намечает акварельными мазками по мокрой бумаге абрис парижских переулков. Художники, дельцы, разодетые проститутки и пьющая водку собака – все они лишь дополнительный мазок к общему полотну, ими не напичкан сюжет сугубо ради эпатажа, они необходимый оттенок, без которого основной замысел был бы неполным. Как натюрморт, лишённый теней и рефлексов, а вместе с ними и объёма.

Резонно задаться вопросом, а кому может быть интересно такой ворох событий, учитывая необходимость как минимум искать дополнительную информацию по незнакомым именам. А их хватает, если только читатель не специализируется на живописи новейшего времени. Для специалистов болтовня Карко может быть возможность лишний раз взглянуть на знакомых через новую призму восприятия. А для неискушенного читателя – это повод сократить временной разрыв между маститыми творцами и малоизвестными участниками той плавильни, в которой циркулировали многие творческие умы, влиявшие на искусство.

Вблизи сложно рассмотреть за наплывами цветных пятен общий сюжет, настолько щедро Карко рассыпает имена, места и детали, от них рябит в глазах и начинает болеть голова. Но к концу выдаётся возможность окинуть полотно внутренним взором целиком. И хочу сказать, что оно по-своему прекрасно.