4.5 Время, молчание, меланхолия

Странная песня улиц и людей. Длинная, но такая короткая песня. Он хотел купить гитару — для чего? чтобы играть на ней? то есть он хотел стать музыкантом? неизвестно, — но вместо этого стал писателем. Нет, не так. Он стал писателем, потому что электрогитара была похожа на цветок. И написал книгу-песню. Иначе и не назовёшь: для романа она короткая, а для песни — длинная. Может быть, это поэма — поэма улиц и людей, — но это не поэтический текст в строгом смысле слова «поэзия», если, конечно, не считать поэзией числа, лица, имена и названия, вихрящиеся вокруг главного героя, а также бесконечность его мыслей. Он стал писателем, потому что красная гитара была похожа на прекрасный цветок, но и не только поэтому, скажем прямо, он вообще любил слушать музыку, знал много песен, и если бы не всегдашняя его скованность, произрастающая, вероятно, из комплексов картавящего мальчика, то он бы даже спел вам что-нибудь из Дорз, например, их песню «Strange days», слушая которую он понял, что попал не на ту планету, — но таких людей, попавших не на ту планету, очень и очень много, — поэтому он стал писателем, поэтому выплёскивал все слова, накопившиеся за годы смущения, на бумагу, поэтому и писал долгие годы книги, читая которые люди могли бы сказать: «Да, нас очень и очень много», и, может быть, — только «может быть», но в нашем случае и этого уже достаточно, — они бы после этого почувствовали себя менее одинокими, менее потерянными, и кстати, надеюсь, вы не подумали, что я уже готовлюсь завершить мысль и дойти до точки, ведь я — в лёгкой подражательно-раздражательной манере — хочу обогнать самого Кристенсена и нагородить столько слов в одном предложении, что не останется никакой надобности заглядывать в Цирк Кристенсена, ведь Кристенсен, сдаётся мне, любил поговорить поболе моего, и долгие годы необщительности, стеснительности, молчания слова копились и копились в нём, пока однажды не прорвались на бумагу и не превратили его в писателя, который прославился и, как говорится, имел успех, поэтому его пригласили однажды на книжную ярмарку в Париж, предложили выступить с докладом о норвежской литературе, где он и признался публике, шокированной в тот момент его недопадением — ну упал человек, с кем не бывает, но не бывает, чтобы человек, начав падать, в итоге не упал, не бывает, — что стал писателем, потому что электрогитара была похожа на цветок.
Но Кристенсен не жестокий в натуре своей человек, поэтому точки иногда у него всё же встречаются. С другой стороны, он восполняет паузы в «разговоре» с читателем различными фактами из норвежской истории, которую учил и которую видел своими глазами, не только сухую статистику по населению, не только особенности норвежской литературы, но — особенно — названия и истории улиц норвежской столицы. В 13 лет главный герой был целеустремлённым подростком и мечтал о красной электрогитаре, поэтому устроился на подработку. В его истории превеликое множество людей, которым он доставлял цветы — и почти столько же людей, которым он цветы не доставлял, и, что куда важнее, он много рассказывает об улицах Осло, с его повествовательной манерой как-то так получается, что улицы становятся важнее людей, улицы становятся людьми, персонажами, героями, тогда как люди стираются до почти незаметных штрихов на карте текста и становятся улицами, авеню, переулками и шоссе, да-да, шоссе, как в том случае, когда герой приехал в Россию, и пугающий русский таксист повёз его до Москвы по шоссе, причём, пугающим был таксист, но после чтения этого эпизода у меня в голове осталось только шоссе и фамилии известных писателей — русских и норвежских — возможно, спасших главному герою жизнь самим фактом своего существования, тут мне, как и ему, герою, то есть, приятно думать о ситуации именно в таком ключе, как бы то там ни было на самом деле, ведь, в конце концов, сколько бы в тексте не было людей, известных фамилий, названий улиц в честь известных людей, всё это не важно так, как важны истории о них. Ну вот, опять я немного увлеклась. Постараюсь быть краткой.
Это лёгкая, маленькая книга о детстве успешного писателя. Но всё же так легко её не возьмёшь и не поймёшь, а если и прочитаешь книгу за один день, то думать о ней потом придётся не меньше двух. Сама история мне нравится: она о мальчике, но рассказывается 53-летним мужчиной, падающим со сцены и вспоминающем в эту секунду не только своё детство, но и женщину, работа которой заключалась в том, чтобы ловить тех, кто падает. Эта длинная, многозвеньевая цепочка-мысль стала основой для композиции, на которую нанизались все события книги. Но у немолодого, почти старого мужчины не хватило сил развесить на этой цепочке фонари и лампочки, поэтому в истории много тёмных глубин, много взрослых мыслей взрослого, не свойственных подростку — и это делает историю очаровательнее.
Небольшие зарисовки жизни артистов цирка за пределами цирка тоже добавляют очарования, но их так мало, что приходится додумывать и подтасовывать размышления о том, почему же книга Ларса Соби Кристенсена называется «Цирком Кристенсена». Может быть, под цирком подразумевалось не то место, где работала Аврора Штерн — женщина, о которой герой думал, падая со сцены, — а мир грёз и выдуманных приключений героя, где после встречи с Авророй прочно обосновались фантазии о цирке. Цирк Кристенсена — это не цирк, а город, который состоит из множества пересекающихся улиц, и по улицам этим ездит туда-сюда тринадцатилетний разносчик цветов, мечтающий об электрогитаре. Зачем ему гитара? Для чего вообще нужны разносчики цветов? А для чего нужны улицы? Чтобы люди могли на них жить? Чтобы люди не потеряли друг друга? И что об этом может знать подросток? Книга прочитана, сюжет утрамбован в сознании, но в голове продолжают вертеться одни и те же вопросы: почему, для чего, зачем. Тут даже не интересно узнать, что хотел сказать автор, потому что важнее понять, что из сказанных им слов я поняла для себя. Это всего три слова: время, молчание, меланхолия. Те три слова, которые 53-летний писатель поместил на шпаргалку перед выступлением. Те три слова, которые пропитали всё его детство.
Время. Его было невозможно остановить. И хотя ход времени приближал мальчика к мечте, мечта вопреки времени отдалялась от мальчика.
Молчание. Его невозможно было прервать без смущения, но оно порождало у вынужденно необщительного мальчика внимание: к деталям, людям, историям.
Меланхолия — меланхолия подростка, который ходил туда, куда не хотел ходить, видел то, что не хотел видеть, общался с теми, с кем не хотел общаться. Это была меланхолия человека, который не может изменить основополагающих вещей в своей жизни — и понимает это, но раз за разом, упрямо продолжает выбирать тот путь, который приведёт его к мечте, будто то электрогитара или писательство. Это меланхолия человека, который чувствует себя обречённым на одиночество.
***
Он просто попал не на ту планету.
Я тоже, во всяком случае, я так чувствую.
Нас много таких, которые попали не на ту планету.
Каждый из нас.
И чтобы понять это, требуется время, молчание, меланхолия.