5 Танки должны воевать, а не находиться на "пути следования!"

«— Значит, так, товарищи Рыбалко и Мельников: форсировать водные преграды мы будем по плакатам, а мосты строить из выструганных солдатами палочек. Успех обеспечен наверняка!» (Романенко П.Л.)

Мельников Семен Иванович (член Военсовета 3-й танковой армии)

Павел Семенович Рыбалко
Павел Семенович Рыбалко, один из немногих советских генералов, который не плевал в сторону церковно-приходской школы, в которой он получил свое образование. Про маршала бронетанковых войск рассказывает его спутник по войне, член Военного совета Семен Иванович Мельников. Служба в Красной Армии для Рыбалко началась на посту заведующего крестьянской секцией при армии Буденного. Довелось Павлу Семеновичу побыть и военным советником в Китае. Из Китая он был отозван в 1935 году. В 1937 году Рыбалко снова за границей. Его направили в Польшу, военным атташе СССР. Потом он был военным атташе в Китае. Отзовут его оттуда лишь когда начнется война с Германией. Павел Семенович рвался на фронт, но его отправили на должность начальника кафедры в высшее военное училище. Рыбалко обращается за помощью к А.И. Еременко, в то время командующему Брянским фронтом. В своем письме он буквально умоляет о помощи. «Андрей Иванович, убедительно прошу, помоги мне, пожалуйста, выбраться из глубокого тыла. Я пойду на любую работу, пойду командиром дивизии, заместителем командира кавкорпуса (есть теперь такие). Стыдно сидеть, хочу воевать.» И Рыбалко попадает на фронт. Хотя войной и там не особо пахло. Снарядов не хватало, или их вообще не давали. С мая 1942 года Рыбалко был заместителем командующего 3-й танковой армии по пехотным войскам. Павел Семенович недоумевал тому, как в миниатюре строятся переправы через реки, как из палочек выстругивают макетные сваи и насадки для моста под танки. А в это время обычные советские колхозницы строили мосты настоящие. «Перебивая друг друга, колхозницы разом заговорили про наболевшее. Выяснилась такая картина. Руководит ими старый мастер Николай Гаврилович Приходько. Заставляет петь «Дубинушку» и утверждает, что под песню легче поднимать «бабу» и забивать сваи. А выходит, что и под песню работать тяжко. Не женская это работа...
— Конечно, не женская,— утихомирив подруг, снова заговорила Кузнецова.— За две недели мы забили всего семь свай, а требуется сорок. Да еще спуск сделать, да отсыпку грунта на плотину, да лес заготовить... Не под силу это нам, женщинам.» Павел Семенович, конечно же направил своих саперов для оказания помощи женщинам. Тем временем, вспомнив о том, что вокруг все-таки шла война, Ставка Верховного Главнокомандования принимает решение передать 3-ю танковую армию на усиление войск Западного фронта. Всю работу по передислокации возглавил Рыбалко, но Ставка вскоре его отзывает в свое распоряжение и назначает командующим 5-й танковой армией, которая находилась на переформировании после тяжелых боев в районе Воронежа. 3-й армии Жуков ставит невыполнимую задачу прикрыть район Козельска. Невыполнимой задача была потому, что задача была получена во время марша, когда войска растянулись на 150-160 км. Словно специально, третью танковую армию подвергают «дерибану». Мельникова и Романенко (командарма 3-й) вызывают в Москву, дабы решить, какие еще части можно отобрать у 3-й армии в пользу 5-й танковой. В Москве Сталин начинает экзаменовать командующего армией Романенко и Мельникова.
Сталин: «— Танки противника ходят в атаку минимально по пять раз, максимально — до пятнадцати. Потом погибают. Об этом вы обязаны знать. Скажите, товарищ Романенко, почему наши танки живут меньше? Они что, уступают немецким по качеству?»
Романенко: «У нас хуже подготовлены механики-водители. Они получают практику вождения от пяти до десяти моточасов, после чего идут в бой. Этого совершенно недостаточно, чтобы уверенно водить танк.»
Сталин: «— Что же вам мешает лучше обучать механиков-водителей и расходовать больше моточасов на их подготовку?»
Романенко: «— В соответствии с приказом народного комиссара обороны запрещается расходовать на обучение механиков-водителей более десяти моточасов.»
Следует сказать, что наркомом обороны тогда был сам Сталин. До него на этом посту числился Тимошенко. Сталин, спросив о том, сколько моточасов требуется для качественной подготовки водителей и получив ответ, что необходимо 25 часов, издает приказ. «Вскоре в танковые войска поступил приказ наркома обороны, запретивший экономить моторесурсы в процессе боевой подготовки танковых экипажей.» А затем Сталин делает непонятную рокировку и назначает Романенко командующим 5-й армии, а Рыбалко остается в 3-й танковой и назначается ее командармом.
На посту командарма Павел Семенович прежде всего разрешает расходовать на практику вождения не менее половины заправки горючего. Также он заставляет артиллерию сопровождать боевые порядки пехоты. Потом на проверку готовности войск армии явились сразу и Жуков, и Василевский, и Голиков. Проверяльщикам было доложено, что вместо запланированных 3—3,5 боекомплектов, которые положено- иметь к началу операции, у армии было в среднем 1,5, а заправок топлива для боевых и вспомогательных машин всех видов — до 1,5. Кроме того, еще не все эшелоны с войсками прибыли. Ставка разрешает воспользоваться частью материальных запасов Юго-Западного фронта. Представители Ставки отправили телеграмму Сталину, в которой говорилось: «Лично о Рыбалко можно сказать следующее: человек он подготовленный н в обстановке разбирается неплохо». Однако перебои с поставками боеприпасов не исчезли. Не хватало и топлива. На морозе было невозможно быстро завести и разогреть двигатели. Танки приходилось греть паяльными лампами и был случай, что танк сгорал во время подобного разогрева… Во время освобождения Харькова немцы странным образом всегда узнавали в каком из домов располагался Рыбалко и либо целенаправленно бомбили те дома, либо присылали авиацию. Танковую армию Рыбалко словно специально изводили маршами и не давали время на восстановление.
Рыбалко: «— Прошу доложить Военному совету фронта, что войска армии требуют хотя бы суточного отдыха для приведения себя в порядок, приема и освоения пополнения, подтягивания тылов и восполнения запасов.
Голиков: «— До Дпепра нам осталось около 400 километров, а до разлива рек — 25 суток. Необходимо увеличить темпы продвижения, чтобы до распутицы Днепр был безусловно за нами.» Такую директиву Военный совет получил, когда в армии оставалось всего 96 танков и 0,5 заправки горючего, не говоря уже о большом некомплекте личного состава. Например, в 97-й танковой бригаде И. Т. Потапова насчитывалось к тому времени всего 6 танков, 120 мотострелков, зенитная батарея и незначительный состав тыловой службы. Никаких обещаний о подвозе запасов командующий фронтом не дал, что же касается пополнения, приказал доукомплектовать войска за счет призыва местного населения. Даже ребенок понял бы, что ничем хорошим эта авантюра не могла завершиться. Так и получилось. Харьков пришлось оставить второй раз. «Войска до крайности истощены, боеприпасы на исходе, противостоять врагу, во много раз превосходящему нас в силах и средствах, значило бы допустить полный разгром армии.» Быть может от Рыбалко ждали, что он не примет такого решения и предпочтет «геройскую» смерть вместе со своей армией, но он не поступил так.
Рыбалко: «— Выиграть столько сражений на пути к Харькову, освободить город и прилегающий район от фашистской оккупации, а теперь отдать во власть этих злодеев... Можно представить, как они расправятся с населением... Но иного выхода нет. Полагаю, что фронт и Ставка нас поймут.» После этого 3-ю танковую армию выводят из подчинения Воронежскому фронту и включают в состав Юго-Западного фронта. А сразу после смещения Ватутина с поста командующего фронтом, Ставка принимает решение преобразовать 3-ю танковую в 57-ю общевойсковую армию! Мельников и Рыбалко считали такое решение поспешным, но не могли не подчиниться. Однако они отправили командующему бронетанковыми и механизированными войсками Я. Н. Федоренко и'начальнику Генерального штаба А. М. Василевскому доклад, в котором просили подать в Верховное Главнокомандование ходатайство о присоединении находящихся в резерве танковых корпусов к остальным штатным соединениям армии. Указали, что это даст возможность в будущем использовать армию как танковую, сохраняя и умножая сложившиеся традиции. А потом их двоих вызывают в Москву. Сталин с удивлением слушает доклад Павла Семеновича.
Рыбалко: «— ...Несмотря на потери в танках и людях, Военному совету удалось сохранить боеготовность 3-й танковой армии за счет некоторых танковых бригад и приданных частей. Танковые корпуса личным составом укомплектованы, недостает лишь сержантов и взводных командиров...»
Сталин: «— Укомплектованы? Но ведь армия понесла потери при наступлении и при выходе из боя. Откуда же у вас люди?»
Рыбалко: «— Выручили из плена, а некоторые пришли к нам с освобожденной территории».
Сталин дает согласие на восстановление армии. Он также разрешает одному из танковых училищ досрочный выпуск курсантов с присвоением звания «лейтенант», после чего направить их в 3-ю танковую. Армию преобразуют в гвардейскую.
Надо сказать, что во время войны Павел Семенович постоянно пытался найти информацию о своем сыне, который числился пропавшим без вести. В этой истории поражает Мельников, который узнал, что сын Рыбалко сгорел в танке, но не сообщил Павлу Семеновичу об этом. «Сказать об этом убитому горем отцу я так никогда и не решился.» Мельников предпочитал молча наблюдать за тем, как Рыбалко, в свой каждый приезд в Москву, продолжает бегать по инстанциям и собирать информацию… «Я знал, по каким «личным делам» он отлучится. Невеселые это были дела. И занимался он ими всякий раз, оказавшись в Москве.»

П.С. Рыбалко вместе с сыном Виленом
После Курской дуги на Павла Семеновича продолжают совершать «неожиданные» налеты немцы. Во многом этому способствовало распоряжение о том, что командарм должен был обязательно перемещаться на двух-трех «виллисах» да еще в сопровождении бронетранспортера. Это было словно сигналом немецким летчикам к атаке. Но он продолжал свое дело. Вместе с Мельниковым он решает созвать конференцию механиков-водителей, на которой те могли бы высказать свои мысли по поводу улучшения живучести танков. После освобождения Киева выясняется, что обеспечение армии остается не на должном уровне. «… выяснилось, что армия располагает кожаной обувью для замены валенок только на 40 процентов общей потребности, имеет до трех суточных норм продовольствия, немногим более одной заправки горючего и до 1,2 боекомплекта снарядов и мин всех калибров.
Доклад генерала Соловьева был еще менее утешителен. Он доложил, что у 12 процентов боевых машин изношена ходовая часть. Восстановить их без запасных частей не представляется возможным, а резерв исчерпан.» Когда Рыбалко попробовал обратиться к начальнику тыла фронта, то ответ был категоричным: «— Удовлетворить не можем. На складах фронта нет того, что вы просите.» пришлось Павлу Семеновичу звонить в Москву. Там выяснилось, что Верховный, оказывается, приказал держать армию Рыбалко под наблюдением и оказывать ей помощь. «Обувь вам будет отправлена транспортными самолетами. На станцию Дарница прибудет горючее.» Если бы не такая настойчивость Рыбалко, то не известно, дошла бы его армия до Берлина. Он также был инициатором создания Дома отдыха для танкистов. Там они могли восстановить силы и подлечить здоровье, принять баню. А после окончания войны он лично следил за тем, чтобы не задерживалось исполнение приказа о демобилизации, чтобы специалисты не задерживались в армии и спешили восстанавливать страну. После войны Павел Семенович не прожил долго и скорее всего он умер не своей смертью, а при помощи врачей, которых, к сожалению, не дорепрессировал товарищ Сталин. А как иначе объяснить тот факт, что причиной его смерти врачи указали болезнь почек, хотя всю жизнь он страдал от больной печени? Эх, не зря Павел Семенович бегал от врачей. Да не убежал…