5 вход, который мы создали тем, что пришли к нему

Когда-то давно, в изначальных землях жила ворона. Она была ничем не примечательна: как все ходила на дежурства, как все заботилась о родителях, как все искала еду и так из года в год одно и то же. А потом пришли люди и привели своих мертвецов: смерть и бессмертие одновременно.

Книга не составляет собой цельно сюжетного произведения: Дарр Дубраули проживает слишком много жизней, чтобы их охватить все разом, да и нет в этом такой надобности. История Ка (мира изначального) – средоточие нескольких знаковых событий, свидетелем и невольным участником которых и стала Ворона, которая по совместительству выполняет роль главного героя. Но только выполняет: Дарра не радуют ни люди, ни их поступки (в этом его можно понять). Он постепенно теряет и то наивное любопытство, которое отличало его от нынешней версии, – прожившего века и умирающего, пожалуй, всеми способами, какими можно умереть. Эта усталость почти осязаемо чувствуется на последних страницах, когда он помогает своему новому (очередному) спутнику человеку пройти на другую сторону, без особого желания, но хорошо понимая что значит боль и чего стоит попытка найти успокоение.

«Нельзя вернуться тем же путем, – давным-давно сказала Лисья Шапка. – Потому что вернуться вообще невозможно. Только идти вперед».

Эту книгу было бы легко и просто отнести к жанру «магического реализма», но она по факту им является только отчасти. Автор рассказывает историю ворон и их взаимоотношений с другими популяциями так, будто вокруг нет ничего другого. Элементы мира потустороннего в тексте появляются не неожиданно, а почти случайно, без какого бы то ни было предупреждения: так, что читатель практически и не чувствует перехода через.

Вот так Люди жили в мире: для них весь мир состоял из троп и поворотов на этих тропах.

Книга написана предельно рассудочным языком, тем самым, что стал так привычен глазу современного человека. Но Джон Краули идёт дальше: он добавляет в сюжет всем известные истории из легенд и сказаний. Это отвлекает от рационализма и исподволь заставляет просто... верить. Таким образом мифическая сторона здесь превращается в не столько литературный приём, но в неотъемлемую составляющую этого (нашего) мира, который мы же и создаём при помощи слов и названий, при помощи веры - во что именно каждый решает сам для себя.