3.5 Сказка для избранных народов на руинах человеческих судеб

Рассказ начинается с августа 1944 года во Франции, в момент осады союзниками оккупированного немцами города Сен-Мало. Два главных героя, слепая шестнадцатилетняя девушка Мари-Лора из Франции и восемнадцатилетний немецкий солдат Вернер Пфенниг. Книга о судьбах этих молодых людей. Автор возвращает нас на десять лет назад и постепенно подводит героев произведения к решающим в их жизни событиям.

Примерно треть книги читается легко и быстро. Поднятые автором темы касаются взаимоотношений между людьми и восприятий событий не простого времени. На первый план встают общечеловеческие ценности, присутствует некая сентиментальность. Сам рассказ побуждает к сопереживанию героям, к размышлению и проявлению положительных чувств.

Слепота девушки представлена без трагизма и мук. Ослепла в шесть лет, переход к слепоте произошел постепенно. Скажу даже безэмоционально и в чем-то неестественно. Как будто это эксперимент автора, а герой добровольно участвовал в этом эксперименте, осваиваясь в новой реальности ощущений, звуков, запахов. Чувствовалась беззащитность и открытость миру главной героини. С другой стороны, ощущалась оторванность её от мира. Не изоляция, а как будто она вне этого мира, поверх него. Проглядывала некоторая неестественность, но символичность несла светлые мысли, поэтому можно было не обращать внимания на отсутствие глубины. Получался своего рода серфинг в солнечный день по волнам жизни.

Если девушка слепая, то мальчик у автора - сирота, талантлив к радиоделу и обучению, но будущее у него определено – работа в шахте, где погиб отец. Чувствуется нагнетание автором некоторого трагизма, для вызова добрых чувств к героям. Для сказки, это нормально. Читателю нужны положительные эмоции, и он их получит. Талант мальчика в починке радио обращает на себя внимание, и он попадает в одну из школ, где проходят обучения лучшие, цвет германской нации, на подобие гитлерюгенд.

Легко читалось примерно до начала военных действий. Потом сознание начало спотыкаться на пересечении повествования с образом войны, сложившимся в России. То, что автор попытался понять судьбы немецких людей, не стремящихся к войне, но попавших в этот водоворот, воспринимается положительно. Чувствуется аккуратное отношение автора к этим людям, описанное по всем правилам современной политкорректности. Необходимо отметить, что сам автор – американец, представитель страны участвующей в освобождении Франции. Немцы в большей мере представлялись как пострадавшая от нацизма сторона. Пусть так. Но в книге, легко касаясь, проскочило несколько строк про советских людей. Изображались они как грязные, дикие, в рваной одежде, пьяные или озабоченные в поисках водки и женщин. Вот такая избранная американская политкорректность. Сразу прочерчивается черта людей и не людей, к которым общие правила культурных взаимоотношений не применимы.

Наш талантливый мальчик катается по оккупированным территориям страны советов и отлавливает рации партизан:

«Забирает убогое советское оборудование, из плохой стали, спаянное на скорую руку. Как можно воевать с такой техникой? Вернеру представлялось, что у партизан железная дисциплина, решительные и опасные вожаки, мощная организация. Однако, судя по тому, что он видит своими глазами, — это жалкие одиночки, оборванные и грязные. Они прячутся по норам и действуют на свой страх и риск.
…
Их магазины завалены обувью, снятой с мертвецов.
…
В самые страшные дни этой неумолимой зимы, когда немцы отступают, а ржавчина точит грузовик, винтовки, приборы, у Вернера остается лишь одно чувство — брезгливое отвращение к людям, которых он видит снаружи. Дымящиеся разрушенные деревни, битый кирпич на улицах, замерзшие трупы, покореженные машины, лающие собаки, крысы — как можно так жить? Мы должны повсюду выкорчевывать беспорядок.
…
Здесь ад. И люди. Много людей, словно русские заводы штампуют по человеку в минуту. Убейте тысячу, мы изготовим десять тысяч.
…
Рация убогая, высокочастотная — наверное, с русского танка. Выглядит так, будто в кожух просто затолкали пригоршню компонентов.
…
Может, эти партизаны и владеют темным лесным колдовством, но им не следовало лезть в более высокую магию радио.
…
Пьяные шаги на верхней площадке лестницы. Русские заходят в чулан, гремят швабрами, по лестнице съезжает ящик со словарями, потом кто-то дергает ручку. Голоса, удары, треск, и дверь распахивается.
Один из них офицер. Двум другим никак не больше семнадцати. Все трое невообразимо грязны, но за прошедшие часы где-то щедро полили себя женскими духами. Они отчасти похожи на застенчивых школьников, отчасти — на сумасшедших, которым объявили, что они умрут через час.»

Зато их герой французского сопротивления, когда передавал шифровки, одновременно передавал сообщения жителям города и крутил музыку. В конце своей передачи он оповещал всех о времени следующей трансляции.

У главного героя есть товарищ Фолькхаймер, который с нежностью о нем заботился и который очень подробно описан автором, с попыткой понять его душу, с вызовом чувства симпатии и сострадания к нему у читателей. При этом он убивает больше ста человек на восточном фронте. Сам он великан, поэтому, чтобы одеться зимой, раздевает на морозе военнопленных, снимает с них вплоть до обуви, обрекая на смерть.

«Фолькхаймер уехал. Рассказывают, что он стал бесстрашным унтер-офицером рейха. Вместе со своим взводом штурмовал последний город на подступах к Москве. Отрубал мертвым русским пальцы, набивал ими трубку и курил.»

У них музыка, поэзия, небо, птицы, море, любовь, а нам разгребать грязь отходов человеческой цивилизации, как на той войне. У них герои, благородные рыцари, возвышенные и романтические натуры, даже бандит имеет душу, а у нас грязные свиньи с примитивными потребностями. Американскому автору хватило духа увидеть свет, как в оккупированной Франции, так и в агрессоре, Германии, но на Востоке, всё тот-же Мордор, со своими орками.

«Вернер на долю деления поворачивает ручку тонкой настройки, и его оглушает поток чудовищной варварской невнятицы. Она бьет прямо в мозг — как будто сунул руку в мешок с ватой и напоролся на бритву…
…
В апреле женщины говорят только о русских, об их мщении. Варвары, дикари, свиньи. Звери уже в Штраусберге. Чудовища в пригороде.»

Всё это наталкивает на мысль об избранности и поверхностности чувств, когда ложка дегтя портит всё впечатление, понижая ценность всего продукта и заставляя более критично относится к написанному, как бы не хотелось поверить в сказку, рожденную в душе американского гражданина. Тут же вспоминаются современные бомбардировки мирных городов американскими рыцарями.
Сильное многое необходимо забыть, чтобы воспринять положительно все детали произведения.

Есть наша трагедия, и есть их трагедия. Какая трагедия больше? Думаю, правильнее будет сказать о сделанных выводах, о дальнейшем поведении и действиях народов страны.
Политика двойных стандартов к разным странам особенно процветает сегодня, затрагивает она и литературу.