Больше рецензий

Lara_Leonteva

Эксперт

Эксперт Лайвлиба

4 января 2020 г. 18:04

384

5 Основано на реальных событиях

Возможно, эту книгу не стоит читать впечатлительным и ранимым людям (как, может быть, и эту рецензию). Книга очень страшная, и, к сожалению, это подлинные воспоминания Наринэ Абгарян. Место действия — все тот же Берд, по которому бегали Манюня и Нарка, в котором росла Девочка из "Люди, которые всегда со мной", — я все время ловила себя на том, что с нехорошим страхом жду "встречи" с кем-нибудь знакомым. Что очередная история о зверствах откликнется в памяти: это же о тех людях, которых я знаю по другим книгам Абгарян. Они же уже не чужие...
Теперь Берд — это город, в котором не осталось семьи, не задетой войной с Азербайджаном. Почти родственная близость соседей друг к другу помогает выживать, но не только: несчастье соседа уже не просто несчастье соседа, это и твое горе. В этой книге счастливый, теплый, южный город Берд будто замотан в паутину горя, сплетенную из многих страданий и потерь.

Поражают в книге три вещи. Во-первых, уровень зверской жестокости — он поражает даже тех, кто довольно многое про те места и события знает. Во-вторых, достоинство, мудрость, сила и воля к жизни армянского народа. Тут почти каждая семья кого-то похоронила, и счастье, если покойник был просто убит, а не замучен насмерть. Но люди — продолжают жить, и поразительно то, что они живут _не кое-как_, потому что — куда ж теперь деваться. Они восстанавливают жизнь каждый день. Например, еда. Что обычно ест человек, которому невыносимо плохо? Полуфабрикаты он ест или хлеб с чем-нибудь. А тут армянские женщины продолжают готовить свои волшебно-сложные блюда по рецептам древности. Готовят их для того, чтобы жизнь не пресекалась, правильная, нормальная жизнь, в которой есть запах и вкус бабушкиной кухни. Как обычно посещает могилы даже своих родителей человек, которому жизнь не мила? Никак. Жители Берда каждую неделю посещают могилы чужих, переставших за гранью смерти быть чужими, убирают их, творят молитвы. Будет ли девушка, чью мастерицу-мать страшно замучили, отрубив ей руки, в память о ней учиться ковроткачеству, чтобы в новые ковры вплетать имя матери и продолжать ее ремесло? Девушка из Берда будет. И теперь уже она создает великолепные ковры. Все это — нужно делать. Чтобы жить, не выживать, а жить.

И город живет, понемногу разрывая эту паутину боли, истончая ее с помощью мужества, благородства, доброты. Вместо того, чтобы уйти в свое отчаяние и зажить по принципу "не мы такие — жизнь такая", люди помогают друг другу по максимуму.

В-третьих, поражает мастерство, с которым построена композиция книги. Здесь каждый новый рассказ сплетается с предыдущим. Наринэ будто тоже творит ковер, используя судьбы, как нити. А еще ценнее другое. Когда уровень ужаса начинает зашкаливать, Абгарян очень мягко, очень вовремя слегка меняет регистр: вводит новую главу, более светлую, чем другие, добавляет картин мирной жизни, поэзии жизни, даже немного юмора — своего фирменного юмора, душевного, очень армянского. И не ее вина, что более светлые главы — это, например, о женщине, которая живет без мужа с детьми не потому, что мужа убили, а потому, что он ушел из семьи. И женщина эта умудряется быть счастливой, ведь она — добрая душа, мечтательница и поэт. Или другой пример более светлой главы — там умирают не люди, а чудесная корова. Корова Малишка тоже жертва войны: ее едва не загрызли шакалы, расплодившиеся в этих благодатных местах вскоре после начала войны, и их теперь уже не выведешь. И Малишка заболела от перенесенного страха и обиды.

Некоторых война догоняет по-подлому, методом отставленного эффекта и отравленных стрел. Вроде уже пережили все, обошлось, — и тут-то война наносит удар: кто-то сгорает от страшной болезни (никакой мистики, ослабленный организм, переставший держать себя в состоянии сжатой пружины, пасует перед заболеваниями), кто-то как бы без повода — сходит с ума. Все поводы уже позади, но, видимо, они только по датам позади.

Война в этой книге показана глазами невоюющей женщины, со стороны, и даже в таком виде она невыносимо чудовищна. Тут почти нет боевых действий, а те фрагменты, что есть, — чужие рассказы, переданные без попытки дать интонацию участника и очевидца. Тут — только то, что видели своими глазами и пережили мирные жители города Берда. Все это, весь этот средневековый ужас, происходило в наше время, с нашими ровесниками. Тут люди уезжают через перевал — и не возвращаются. Или возвращаются в таком виде, что тяжело даже читать. И каждый раз, когда кто-то собирается уезжать через этот перевал, хочется крикнуть: "Не езди! НЕ НАДО!!!", — но некому уже крикнуть.

Тут есть чувство обреченности, в котором жители Берда прожили не один год. Оно подчеркивается фразами с особой композицией, например: "Дурная весть застала ее на работе" или "Война грянула, когда им было по двадцать". Это повторяющееся построение повторяющихся фраз как бы утверждает, что дурная весть — придет, не сомневайся, важно только, где она тебя застанет. И война — разразится, вопрос только в том, сколько тебе будет лет. На этих фразах трагизм становится совсем осязаемым, и боль этих людей можно просто потрогать. Но повторяется и другое: на фоне этой обреченности люди все так же делают то, что должны: одни уходят сражаться, другие продолжают печь, ткать, вышивать, третьи без сомнений берут в дом чужих сирот, четвертые, прячась во время обстрела в погреб, не забывают забрать туда тело соседа, потому что так надо. "Мертвый или живой — человек остается человеком".

Зачем читать эту книгу? Чтобы никогда не забывать, — но даже не это тут главное. Главное — в том, как "дальше жить". Как, пережив невыразимое, продолжать жить с тем достоинством, которое, например, заставляет измученную полустаруху, потерявшую в погроме всех близких, печь какой-то особенный хлеб, пожалуй, даже десерт — багардж — для соседа-инвалида, печь каждый день.

Человеческое достоинство сияет здесь в каждой главе, возвышаясь над жестокостью, ужасом, смертью, утверждая, что благородство, милосердие и любовь не менее реальны, чем кошмары войны, и более того — благородство и милосердие непобедимы. Бердцев можно убить, но выбить из них человеческое, превратить в эгоистичных, опустивших руки трусов — нельзя.

Вот такой памятник поставила Наринэ Абгарян своему народу.

P.S. Кажется, я никого не встретила. Вот разве что двери с витражами в квартире семьи Абгарян... То ли кажется, то ли я и правда помню, как их ставили в одной из книг трилогии про Манюню. Во время войны эти двери с витражами стали опасными, и их завешивали одеялами, чтобы не пораниться осколками.