4 Зачем они пишут

Всегда считал себя ленивым для того, чтобы царапать рецензию на бумаге. Но Снегирев, знакомый мне по роману «Вера» пишет, что при таком методе меняется пластика мысли и рождаются идеи особого вида. Нужно ли это в рецензиях отдельный вопрос. Но все-таки проверю себя и напишу про авторов в современных кедах, используя пару карандашей.

Суть книги напоминает эпизод из фильма "Пуаро Агаты Кристи". В комнату заталкивают группу людей, которая именует себя писателями. Каждому из участников дают лист бумаги и авторучку. Цель собрания проста – написать о том, как они творят сюжеты. В задании нет пунктов и отправных точек. Приветствуется свобода в плетении словес. Комната оказывается баром, в котором ты пьешь зеленый чай и следишь за вращением шариковых ручек. За парой столиков возвышаются харизмы и залысины… в углу замечаешь немного женщин. Вон сидит Прилепин, а на соседнем стуле растянулась его медийность.

Весь сок в том, чтобы отыскать и выявить определение писателя. Был ли Кафка (и толпы других) писателем до того, как его напечатали? Лично мне понравилась мысль Марины Степновой: "написать книгу, да хоть двадцать книг – не значит стать писателем. Чтобы стать писателем – надо умереть". В этих строках ирония переплетается с цинизмом и бессилием на фоне российской обыденности из потребительского спроса на литературу. На эту тему было интересно читать Ш. Идиатуллина.

Смысла в этом нет никакого. Ни один гонорар не превышал моей месячной зарплаты. И чем меньше я этим занимаюсь, тем больше радуюсь. Но иногда какая-нибудь тема хватает за кадык и тащит.

Потому, как говорил Л.Н. Толстой: "писать надо только тогда, когда не можешь не писать". Отсюда логичнее увидеть на обложке иное название: "зачем мы пишем". Этот вопрос пикирует, как муха, от одного листка писателя к другому. Вопрос, который можно приравнять к избитым дилеммам о смысле жизни. А лучше так – Какого черта мы пишем? И поместить строчку на фоне вялой церковной башни. Но, к сожалению, философский тумблер жамкают не все. Лифт не едет. Так, например, открываешь главу от Прилепина и… морщишься. Мало того, что рязанский Есенин закинул родословное древо в эссе, так еще два листа расписывал о своей бабуле, городке и первом стихотворении – "Люблю я Русь, клянусь". А по итогу? Рассказал ли Прилепин о том, как он пишет? Нет. Но о своем становлении, о национализме, который вываливается из-за всех запятых… вполне.

За соседним столиком на двух скрипучих стульях елозит Водолазкин. В очередной раз Евгений Германович пишет об отсутствии в себе политических взглядов. Мол, ни одна идеологическая система полностью не укладывается в границах нравственности. В монологе звучит гладко. Наверное, потому все его мужские персонажи (Иннокентий, Арсений, Глеб) лишены дерзости в штанах. Для себя я давно решил, что вижу Евгения Германовича отличным стилистом, одним из лучших, кого приходилось читать на современном российском рынке. Но это, к сожалению, не отменят во мне стремления – раздать его книги прохожим. Даже у Прилепина меньше самоцензуры и больше смелости на страницах.

К горькому привкусу добавлю еще… Макса Фрая (Светлана Мартынчик). Признаться, её я вообще не читал. В связи с чем, сохранялась некая интрига, которая на деле быстро иссякла. Буквально на втором абзаце. Плюс этого сборника в том, что можно заочно познакомиться со стилем разношерстных писателей. Тебе незачем читать выдуманных (а у кого реальных) персонажей, чтобы прикоснуться к авторским идеям и характеру рассказчика. Так, например, вышло с Фраем. Его хлопковый стиль и беззубый юмор настолько далеки от меня, что я бы попросту не дочитал какие-нибудь… сказки старого Вильнюса.

Если ты будешь умным, или гениальным, или сумасшедшим, или блестящим, но не будешь интересным – тебя не прочитают.

Из хороших находок выделю трёх авторов – Андрея Рубанова , Александра Етоева , Марину Степнову . Не разочаровал Веллер и Снегирев.
Читать этих ребят было действительно приятно. Особенно рассуждения Рубанова о передаче энергии (нервную силу, претензию, сырой протест, яростную лаву гнева) через текст нашли во мне неслабый отклик. По его мнению, таких писателей раз два и обчелся – Буковски, Хантер Томпсон, Лимонов…

По итогу.
620 страниц – 36 авторов.
Книге не хватает сорокинской смелости и пелевинской загадочности, но читать ее было интересно. Я вообще люблю листать о литературе и бродить по кухням.

Вопросы, на которые пытались ответить:
- зачем я пишу;
- каких персонажей необходимо рисовать – придуманных или вырванных из реальности;
- нужна ли современная российская проза и почему она не востребована на европейском рынке;
- кто такой писатель;
- что определяет писателя в человеке.
…
О Пришвине.
Приехал он как-то в свою деревню, автор уже известный, правда в узком кругу, но гонорары имел приличные. Местные мужички его спрашивают: "Как живёте? Чем на хлеб зарабатываете?" Пришвин мнётся. "Писатель я, – говорит, – книжки пишу". Те на него смотрят, как на блаженного. "Книжки? – говорят. – Ты к нам приходи косить, будешь жить, – говорят, – как человек, а не какой-то, прости боже, писатель". Пришвин молчит, неудобно Пришвину, он за час работы с бумагой получает больше, чем они за неделю. А сказать стыдно.
Сейчас о таком благополучии писательском можно только мечтать. А раньше было. "Инженеры человеческих душ" – так сказал Юрий Олеша. И Сталин его процитировал на знаменитом балу писателей в московской квартире Горького.