5 О пользе эксцентричности

Чего скрывать, я люблю такие книги. Не за основное содержание, нет, хотя оно не то чтобы устарело, куда там, к пониманию личных границ наше общество (и почти все остальные, только каждое в своем изводе) все еще не пришло, но сами мысли, сама теория о том, что надо относиться к другим так, как ты хочешь, чтобы относились к тебе, банальна и в середине XIX века тоже очевидно была такой. Так в чем же прелесть, спросите вы меня? Чем может быть хорошо пережевывание основной мысли более чем на двух сотнях страниц?

В антураже, отвечу я. И не столько в сюртуках и викторианских позах (стоит только посмотреть на фотографии Джона Стюарта Милля, как то самое чувство узнавания охватывает тебя), сколько в чем-то забытом, засыпанном потом слоями новых эпох и идей. Итак, есть указанная выше банальность и флер, который тянется от почитателей и критиков (в их числе не могу не упомянуть Карла Маркса, который в «Капитале» с экономическими построениями ДСМ бодался с присущей ему концентрацией), считавших Милля провозвестником либерализма. И есть то, что ненароком прокрадывается на страницы, не впечатляет современников, ибо для них это просто ткань реальности, нерефлексируемые вещи. А нас (по крайней мере, меня) это удивляет.

Вот Милль, как поколения до него и после, сетует, что времена гигантов прошли. То ли дело было лет шестьдесят назад у французов, когда у них составляли Энциклопедию и работала гильотина. Или там у немцев во время Наполеона и после него, все эти философы и прочее. А в нашей скучной Англии, мол, ничего не происходит, сидим тут и чахнем. Ну, про траву зеленее и так себе молодежь говорили все со времен древних греков, это только затравка. А дальше Милль начинает заливать про то, как жизнь стала слишком скученной, пространства благодаря ж/д исчезли, все читают одно и то же, глобальная деревня уже наступила, дальше пустота, крах и падение цивилизации. Вернее, великое усреднение.

Дальше он рассказывает удивленному мне, что есть шанс, что все в мире будет как в САСШ, где хоть и есть богатые, но общественное мнение таково, что богатство надо прятать, его просто негде там промотать, никакой роскоши, все одинаковое, по крайней мере на виду. Какой долгий путь, однако, прошли Штаты с тех пор, не находите? Здесь же Милль, не снижая темпа, пишет о сложностях с мормонами, которых в Англии так боялись (стоить вспомнить хотя бы заметно более позднее упоминание их кровавых и несправедливых порядков Конан Дойлем). По Миллю, проблема ровно в том, что они были для англичан очевидным знаком общего регресса, представляете, люди говорят по-английски - и многоженцы! Ужас, надо срочно отправить карательную экспедицию.

При нынешней глубокой специализации научного знания и вызванного этим распространения всякой антинаучной ерунды в широких массах трудно не удивиться программе, предложенной Миллем для усовершенствования образования. Он требует от всех носителей знания универсальной подготовки, вернее, умения самостоятельно доказывать постулаты любой науки, отказаться полностью от доверия к специалистам. Такое, увы, возможно, только при относительно низком развитии этих самых наук, дальше просто невозможно каждому человеку удерживать в голове всю сумму знаний, накопленных человечеством.

Милль также критичен к образовательным учреждениям, настаивая на необходимости только экзаменов без формального обучения в стенах заведений. При этом за несдачу экзаменов детьми он хочет штрафовать родителей, точнее отца. Это, мол, будет стимулировать родителей следить за успехами детей.

Самым здравым и самым приложимым к современному контексту стал рассказ о чиновниках и их талантах. Милль пишет: дескать, это прекрасно, что в Англии в чиновниках сплошь неудачники и посредственности, это, мол, уберегает систему от соблазна подмять под себя все, впитать таланты и заменить собой общество с его бурлящими инициативами. Любопытно, любопытно. Довольно диалектично он пишет и о необходимости уважать странности, ведь без этого любое общество ждет лишь застой.

Да, все это в целом прожектерство, да, порой жутко наивное, и не трудно заметить, что же вызывало сарказм Маркса. Но не трудно заметить и отсутствие зашоренности, здравый подход к равноправию народов и полов, хорошие намерения и достойную эрудицию. В вечном споре между котиками и рептилоидами отнесем Милля к котикам (но пока запишем только карандашиком).