2.5 Слишком тонко

Слишком тонко. Это как шептать на сцене театра. Ошибка автора (на мой субъективный взгляд). Драмы настоящей не чувствуется. У Шаламова гораздо красочнее описано. Выразительнее. Ужас виден во всей красе.

Как будто один хирург пишет для других хирургов – сегодня на столе умер пациент. Все. Ноль эмоций. Это хороший прием – человек настолько привык к издевательствам, голоду, холоду, болезням, что ему уже все равно на такие вещи, как смерть или убийство рядом находящихся людей, он истощен, психически деформирован, что уже ужас воспринимает как норму – но это очень тонкий прием.

До массового читателя такая тонкость не дойдет. Он не поймет этого ужаса. Здесь нужно проще действовать – как в ужастиках – давать живые картинки. Без вуали.

Тот же Коппола показывает это в Апокалипсис сегодня через безэмоциональное убийство раненой вьетнамки в лодке Уиллардом. Капитан уже настолько потерял связь с реальностью, с привычным существованием, что смерть незнакомого человека для него – ничто. Хотя все еще пугается отрезанной головы Шефа. Но там - графика! Это кино – все видно, все наглядно. А здесь – то книга!

ГУЛАГ и подобные вещи нужно описывать живее, драматичнее (опять же, субъективно).

Иначе невнимательный читатель просто не заметит. Ну а что там? Вот дядя работает на морозе – строит какую-то ТЭЦ, живет в бараке – эка невидаль, подумает читатель.

Да и сам автор постоянно говорит - все вроде бы хорошо- хорошо, работаем потихоньку. Да, жрать нечего, да, не поспишь, да, работаем по 7 дней в неделю с редкими воскресеньями без выгона на работу. Да, мороз под минус тридцать, да, валенки дырявые, а баланда – пустая вода. Но ничего, переживем. И тут коротко вкраплениями – «а разве я виноват в том, что вы, дураки, не были готовы к войне и я попал в плен?» Или – «за что посадили кавторанга, что посылку получил от английского адмирала? И за это десять (!!!) лет?»

Но это все каплями в море.

Тема такая, что нужно 100-м шрифтом на каждой странице писать «за что посадили на 10/ 25 лет, твари? За то, что сами про…рали нападение немцев, хотя вам об этом разведчики твердили сто раз? За то, что Алешка – всего лишь баптист, теперь ему 25 лет сидеть в лагере? За что сидят все эти люди вокруг?!

Или про карцер – всего пара строк. Про то, что кавторангу его назначили на десять суток – а это практически инвалидность стопроцентная – тоже пара фраз. Про доходяг - фитилей ничего нет практически.

А ведь бывший директор Фетюков, вероятнее всего, таким станет. Герой сам говорит – не выживет, наверное, Фетюков. Ну и опиши ждущую его судьбу! Коротко хотя бы. Ты же видел, как они, не сумев приспособиться, становятся истощенными, больными и погружаются в апатию – в двух словах хотя бы опиши! Ведь это же ужасно.

То, что этот человек – герой, уже практически робот – это, наверное, тоже слишком тонко. Будет понятно только человеку, который проходил через что-то подобное – тупую монотонную работу, от которой не избавиться. Ночью, на морозе. Широкой массе это будет непонятно – она не стояла у станка.

Да, довольно неплохо показано про голод и про ценность еды – борьба за порцию баланды, все эти манипуляции с прятаньем хлеба в матрас, просчитыванием сложных ходов, чтобы не остаться голодным или заполучить печеньку из посылки соседа, но как-то… сглажено это все.

Драмы не чувствуется. Не чувствуется трагедии. Не передано это ощущение. Не хватает пафоса. Я его терпеть не могу, но это как раз тот случай, где бы он очень помог.
Слишком прилизано.

Ну и некоторые особенности тоже выглядели весьма своеобразно. Например, какое-то заигрывание с москвичами – мол, все говорят о театре, литературе. Можно подумать, там быдла откровенного нет, среди москвичей или их не было в 40-х, 50-х годах, когда герой отбывал наказание в нескольких лагерях. Как будто бы те же москвичи в лифтах не писают (спойлер – еще как! Сам видел!)

Ну и естественно, дико напрягает весь новояз «развидеть» вместо разглядеть и т.д. и т.п. Даже пара абзацев текста ближе к концу книги попалась не понятых до конца. Что там хотел сказать автор?

Как будто не русский пишет. Как будто Набоков со своими «мужскими трусиками».

Даже Аверченко вспомнился с Трагедий русского писателя:
"Была большая дождика. Погода был то, это называй веритабль петербуржьен. Один молодой господин ходил по одна улица по имени сей улица Крещиатик. Ему очень хотелось манжэ. Он, заходишь на Конюшню, сесть на Медведя и поехать в ресторан где скажишь: -- Гарсон, рабинович и одна застегайчик с ухами".