4 Спойлер Лето растления

История отношений экс-начальника концлагеря «Патэн» Дюссандера и отличника средней школы Тодда, была написана Кингом в 1977 году. Спустя пять лет произведение было опубликовано в сборнике «Четыре сезона», состоящем из четырех повестей, где оно шло вторым номером, оказалось самым крупным и получило подзаголовок «Лето растления». Подзаголовок не случаен. Помимо модной в те годы темы концлагерей и беглых нацистских преступников, повесть затрагивает тему совращения, правда, не сексуального, а морально-этического характера. Таким образом, Кингу удалось аккумулировать сразу две мощные фобии: ужасы недавней войны и вероятность – всегда такую реальную – что дети могут свернуть на кривую дорожку.

Формально «Способный ученик» – повествование из 30 глав, без названий, но с указанием месяца и года. Действие повести начинается летом 1974 года в вымышленном калифорнийском городе Санто-Донато, и летом в том же городе через 4 года заканчивается. Однако содержательно произведение столь явно распадается, меняя жанровый окрас, что имеет смысл разделить его на три части:

1. Психологический триллер. 13-летний отличник Тодд Бауден, начитавшись журналов о концлагерях и преступниках Третьего рейха, выслеживает в собственном городе беглого начальника концлагеря, 76-летнего Курта Дюссандера. Он угрожает сдать его полиции, если тот не будет рассказывать ему истории про нацистские эксперименты.

2. Кровавый треш. Пройдя, так сказать, теоретический курс, Тодд переходит к практике и начинает убивать бродяг в Санто-Донато и окрестностях. Воспрявший духом нацист, занимается тем же, с той разницей, что заманивает бомжей к себе в дом.

3. Детективный саспенс. Поскольку герои связаны общей тайной и Тодд боится, что Дюссандер расскажет о его нездоровом интересе, не меньше чем старик опасается, что подросток выдаст его властям, Тодд вынужден прийти на помощь Дюссандеру, чтобы скрыть следы его последнего преступления. Несмотря на это, старика изобличают, а подростка берут в оборот сотрудники спецслужб.

Кинг написал «Способного ученика» сразу после того как закончил черновой вариант «Мертвой зоны». По инерции он перенес в повесть схожую повествовательную стратегию. И там и здесь судьбы героев прослеживаются параллельно, и там и здесь – поле внутреннего напряжения создается за счет тайны, которая известна главным героям, а также внешнего несоответствия между публичным образом и истинной сутью. Так, только экстрасенс Смит знает, что народный любимец Стилсон – потенциальный тиран, и только Тодд, что неприметный пенсионер Артур Денкер – бывший начальник крупного концлагеря (равно как и Дюссандер – что за улыбкой Тодда скрывается опасный маньяк). В остальном произведения не похожи.

В мемуарах Кинг называет «Мертвую зону» удачным примером романа с продуманным сюжетом; «Способный ученик» наоборот, книга, которая сочинялась по частям, то есть Кинг, как обычно, задался своим фирменным вопросом: «А что если?». И далее «… помешанный на насилии подросток, обнаружит в собственном городе беглого нацистского преступника?». В пользу этого предположения говорит то, что писатель поместил в экспозицию только двух героев – Тодда и Дюссандера – а потом по мере сочинения текста вводил, как и следовало ожидать топорно, дополнительных персонажей. Показательным можно назвать финальный финт, когда Дюссандер оказывается в одной палате с бывшим пленником «Патэн», поляком Хейзелем. Если в изначальное допущение, что беглый нацист поселился в нескольких минутах езды от юного неонациста еще можно поверить, то второе совпадение является deus ex machina и говорит о непродуманности композиции, а также о неуклюжей попытке свести сюжетные лини, закончив повесть на эффектной ноте.

Неровно произведение и с художественной точки зрения. В повести встречаются виртуозно сделанные эпизоды, например, когда Дюссандер поворачивается спиной к Тодду и спускается в погреб за виски. Кинг синхронизирует речь старика и его действия таким образом, чтобы в кульминационный момент – Тодд собирается его столкнуть, – старик начал рассказ о том, что собрал на подростка компромат и в случае его смерти бумаги будут переданы полиции. Переиграв подростка, он наливает себе виски в обычный стакан, а Тодду в кружку, на которой изображены «герои детских мультфильмов». И произносит тост «За долгую жизнь!». Но наряду с такими взлетами, «Способный ученик» содержит и немалое количество падений. Особенно не удалась Кингу сцена, в которой отец Тодда объясняет свои жизненные ориентиры. Он вернулся с работы, скорее всего, устал, готовится ко сну и хотя по профессии не писатель, а сотрудник крупной фирмы по продажам автомобилей, развертывает перед женой натуральную микроновеллу с отсылками к собственному прошлому и затейливыми метафорами. Это долго, художественно неинтересно и психологически неубедительно.

Помимо остросюжетной истории, сшитой как Франкенштейн из кусков триллера, хоррора и детектива, Кинг включил в повесть ряд других, менее заметных, но не менее важных элементов. Сочиняя повесть, в основу которой были положены отношения нациста и тинейджера, Кинг должен был затронуть как исторические факты, так и феномен фашистской идеологии. Можно сказать, что ему это не удалось. Образ концлагеря «Патэн» и творившихся в нем зверств, всплывает в разговорах героев и кошмарах Дюссандера. Это какое-то месиво из правдивых упоминаний об экспериментах с газом и секс-меньшинствами, полумифических баек про женщин и собак, омерзительных подробностей про работников «вонючие руки», которые обследовали пленников и рукой в перчатке вытаскивали спрятанные драгоценности. Упоминаются русские солдаты, оказывается они «пили кровь немцев из сапога».

Не менее поверхностна трактовка нацизма. По Кингу это адская смесь почти библейского зла, которое априорно присуще каждому человеку и только и ждет, чтобы при неблагоприятных обстоятельствах вырваться наружу. И это тяга к садизму. Садизм движет как юным фашистом Тоддом, так и матерым палачом Дюссандером. Они начинают с малого – Тодд давит сойку, Дюссаднер запекает в печи живую кошку – но аппетиты их растут и изверги переключаются на людей, причем для Тодда садизм приравнивается к сексуальному удовлетворению. Неудивительно, что когда Брайан Сингер задумал свою первоклассную экранизацию, его не устроила такая однобоко-клиническая трактовка, и он придал ей философскую доминанту в виде идеи о сверхчеловеке.

Что касается других измерений повести – социального и этического – то они получились лучше. Социальное представлено, главным образом, бродягами; их во второй части в больших количествах убивают Тодд и Дюссандер. С одной стороны, бродяги подходили для сюжета, поскольку с точки зрения нацистов, опустившиеся мужчины, которых в США геи нередко используют в качестве дешевых проститутов, были идеальной жертвой. С другой, Кинг ненавязчиво подчеркивает их бесправие: зверски убито несколько бродяг, еще несколько пропало без вести, но полиция вяло расследует дела, пока один сообразительный бомж сам не приходит в участок, чтобы сказать: парень из газеты, вошедший в состав сборной Южной Калифорнии по бейсболу, как две капли похож на парня, которого он видел со своим другом накануне его смерти – у него такая же «классная улыбка».

И наконец, главное измерение – этическое, в него входит как ответственность родителей за воспитание подростков, так и подростков – за свои поступки. Читая повесть можно подумать, что Кинг не потрудился придать образам отца и матери Тодда стереоскопичность, такие они условные представители среднего класса: Моника постоянно занята дипломной работой, Дик – карьерой и изменами с секретаршей. Но дело не в недостатке творческой потенции, а в том, что таково было намерение писателя. Родители Тодда находятся на периферии происходящих с ним событий, потому что они не очень хорошие родители. «То есть ты не считаешь, что он проводит слишком много времени с Денкером?» – спрашивает Моника. – «Дорогая, посмотри на его оценки. Если бы они стали хуже, я бы первый сказал: «Эй, парень, все хорошо в меру, не перегибай палку». – отвечает Дик. Для них Тодд – тот самый «способный ученик», удобный ярлык, который они на него повесили и которому он должен соответствовать. Но любой подросток не статичен, он развивается и подвержен влияниям и скоро родители Тодда убедятся в этом самым трагическим образом.

Не менее внимателен Кинг и к моральному разложению Тодда. Вадим Эрлихман в книге «Стивен Кинг», противопоставляет героя романа «Ярость» школьного стрелка Чарли – юному нацисту, утверждая, что к первому герою автор испытывает сострадание, а второй, напротив, вызывает у него антипатию. Это замечание ошибочно. Кинг не стал бы посвящать 220 страниц персонажу, который вызывает у него исключительно негативные чувства, да и само погружение в личную жизнь Тодда – его одиночество, неспособность получать сексуальное удовлетворение с девушками, нарастающее безумие – говорят о том, что писатель до последнего сохранял к нему живой интерес. И только когда подросток убивает завуча «Калошу» Эда – самого симпатичного персонажа, – а потом уходит к шоссе, чтобы стрелять по автомобилям, Кинг ставит на нем крест. «Они (снайперы) сняли его через пять часов, когда почти стемнело», – последнее предложение повести, звучит как обезличенная и краткая эпитафия. Большего Тодд, окончательно превратившийся в машину для убийств, по мысли Кинга, не заслуживает.

Повесть «Способный ученик» была написана в 1977 году и впоследствии дорабатывалась. В то время американская поп-культура переживала небывалый интерес к темам концлагерей и беглым нацистским преступникам. Согласно архиву The New York Times, бестселлерами №1 становились: в 1973 году роман Фредерика Форсайта «Досье «Одесса», в котором журналист, выходит на след бывшего начальника концлагеря; в 1978 роман Роберта Ладлэма «Завещание Холкрофта» о громадном наследстве, которое получает американец от родственника-нациста, в 1979 – вершина тенденции, объемное произведение тяжеловеса американской словесности Уильяма Стайрона «Выбор Софи», где исследуется природа насилия и ужасы «Освенцима».

Не отставал и Голливуд. Романы Форсайта и Стайрона были экранизированы в 1974 и 1982 соответственно, кроме того в 1978 вышел триллер «Мальчики из Бразилии», про скрывавшегося от правосудия нациста-экспериментатора Йозефа Менгеле. На фоне такого изобилия, не трудно понять скепсис критика издания «Нью-Йорк Таймс», рецензировавшего сборник «Четыре сезона» – повесть «Способный ученик» он поставил ниже «Побега из Шоушенка» и «Тела», посетовав на картонных персонажей, плохой язык и комиксовую эстетику ряда эпизодов.

Однако теперь, по прошествии десятков лет, когда качественной беллетристики о немецких преступниках выходит немного, а уроки прошлого стали выветриваться из памяти, произведение Кинга приобрело новое звучание. Получилось, что «Способный ученик» это не только неровный триллер-хоррор-детектив, с многочисленными натяжками, мощным саспенсом и кусками дешевого треша, но и собрание нерешенных проблем. Беглые нацисты казнены, либо умерли естественной смертью на пляжах Бразилии, но успели появиться неофиты – в сети регулярно всплывают фотографии с закрытых тусовок, на которых студенты позируют в фашисткой форме. Некоторые из них дурачатся, другие – переходят от слов к делу.

За последние 15 лет только в России и странах бывшего СССР произошло несколько резонансных преступлений. «Чистильщики» в Москве и московской области, орудуя молотками и ножами убили 15 бродяг; когда молодых людей поймали, выяснилось, что делали они это не ради денег, а потому что считали бомжей биомусором; у одного из членов банды была татуировка со свастикой. На счету «Днепропетровских маньяков», двух юношей из привилегированных семей, – 21 жертва; прежде чем преступить к смертельным рейдам, они закаляли жестокость на животных, разрезая их на части; опять же один из членов банды был знаком с нацистской идеологией. Примеры можно множить и дальше, но вывод и так понятен – те тайные катакомбы, через которые по мысли Кинга в душу человека проникает зло, никуда не делись и по-прежнему ждут своего часа. Стоит родителям перестать следить за детьми и ослабить контроль, и даже самый способный ученик с пятерками в аттестате и «классной улыбкой» может сойти с правильного пути.