3.5

Я не очень люблю такую манеру письма, когда идея, кажущаяся автору актуальной, вылезает и просвечивает откуда только можно: дай автору волю, он и пейзажу, и гастрономическому натюрморту придал бы социальную окраску. При этом были довольно-таки блеклые герои, вялое повествование, невыразительный язык… в общем, книгу выручил только ее внутренний пафос. Я читала эту «Семью…» в поезде, уже к середине отчетливо осознавая, что передо мной очередной «нешедевр». Сюжет особой оригинальностью похвастаться не мог, поставленный автором вопрос «на что ты готов ради своей семьи?» меня как-то не увлек в силу очевидности ответа («на все»), и единственное, что заставило дочитать до конца, это желание узнать, кто убил Кристофера Ольсена и кто из свидетелей оказался прав в отношении его патологического характера.

Поначалу читалось с большими надеждами: рассказ велся от лица каждого из трех членов семьи (отца, матери и дочери), описывалась некая предыстория семьи Сандаль, их слегка разладившиеся к моменту преступления отношения, их переживания внутри случившихся обстоятельств (кстати, вопреки ожиданиям, довольно спокойные, может быть, в силу нордического характера персонажей). Адам, Ульрика и их дочь Стелла – вполне типичная европейская семья, где каждый живет собственной жизнью, медленно, но верно дрейфуя к отчуждению и изоляции друг от друга, но отношения внутри которой проверяются на прочность сложными обстоятельствами, в которые попадает истеричная, эпатажная и неуправляемая Стелла (эдакий enfant terrible, который умудрился не вызвать даже капли сочувствия до самого конца повествования).

Самого расследования убийства, как и точных обстоятельств его совершения, в книге почти нет, и читатель мало что поймет из фрагментарных и путаных свидетельств и доказательств (чуть ли не все являются пациентами психиатрических клиник, показаниям которых не верят или верят не сразу), зато много времени уделено тому внутреннему содержанию каждого из героев, которое в условиях предъявленного обвинения подвергается рефлексии – эффективности собственного родительства, любви к супругу и дочери, силе и слабости правосудия. Адам мучается самообвинениями и по-глупому жертвует своей репутацией, Ульрика («яжемать», должная искупить некую вину невнимания перед дочерью), зная «закон и порядок», пользуется этим, уничтожая серьезные улики (нож, окровавленную блузку, телефоны) и вступает в сговор с Аминой и защитником Стеллы, 19-летняя Стелла, впервые, наконец, попав в серьезную, а не затеянную ею самой, заваруху, превращается в то, чем она, собственно, и является – в великовозрастного инфантила.

В итоге получается не очень впечатляющая смесь YA-литературы с романом воспитания и даже в чем-то романом нравов. Да, служитель церкви Адам ради дочери готов солгать и лжет на суде, особенно не мучаясь сомнениями, профессиональный адвокат Ульрика уничтожает улики, хотя и побаивается быть пойманной на этом, оба они на страницах книги сто раз клянутся друг другу в любви, полагая, что испытания сплачивают их и возрождают угасающие чувства, и в то же время оба они скрывают свои действия, не желая ни подставить других, ни быть отговоренным от собственных намерений или осужденным за них. Автор предлагает задуматься о природе подлинной близости людей, связанных семейными узами, но мне почему-то думалось не об этом, а совершенно о другом – о том, что никакие заповеди и проповеди не сдержат внутренних интенций людей, думающих только о себе, никакие ценности не будут более важными, чем собственное благо и благо твоего ребенка, будь он сто миллионов раз виноватым. Пойдет ли оправдание, которого добились Ульрика и Микаэль Блумберг, на благие цели? Сделает ли случившееся будущую жизнь Стеллы и Амины лучше и наладит отношения в их семьях? Научит ли их беззаконное «спасение» морали и нравственности или развяжет руки в том, чтобы поступать, не думая ни о чем, кроме себя? Почему-то кажется, что «нельзя», «неправильно», «несправедливо», «не суди», «причинит боль другим» и прочее, как было, так и останется для них пустым звуком. Разбитую чашку склеить можно, но она больше никогда не зазвенит.

Может быть, автор и добивался этого эффекта, не знаю, но у меня от всей этой истории остался неприятный осадок.