4 Совсем не о цветах...

Попробуйте вспомнить ощущение, когда Вы сидите после не очень-то легкого рабочего дня с друзьями, коллегами, приятелями, родственниками, да, кем угодно, в любом месте, где пьют алкоголь. Вы устали, Вас разрывают два желания – сбежать в теплую кровать и все-таки поучаствовать в не лишенной смысла и, наверное, оригинальности беседе. И пить совсем не хочется, но насилу глотаете какую-то бурду, зажевываете ее лимоном, несвежим бутербродом. Щуритесь на свет от пыльной люстры, киваете, постепенно стекая под стол. Атмосферный бар, но веет от него несвежестью потных посетителей, столики испещрены похотливыми, заплывшими от градуса, ленивыми глазками офисного планктона, отчаявшиеся, одинокие, несуразно одетые женщины за сорок, пытающиеся балансировать на грани «мужика бы» - «все они – козлы». Такие посиделки, как и книги в духе «Багровый лепесток и белый», принимать рекомендуется очень и очень дозированно, хотя бы из-за того, что утром терзает какое-то гадливое чувство – вроде бы и дома не сидел, как старикашка, но удовольствие вышло уж слишком сомнительным, голова болит, а удовлетворение, видимо, осталось валяться под столом с несвежими крошками.

Книга…Честно, даже не представляю, кому ее стоит посоветовать. Она вязкая и плотная, как глина в дождь мелкими и настырными каплями. Пространная, туманная, испещренная кучей противных человеческих мыслей и поступков. Здесь невозможно понять и принять многое из того, на что способно человечество. Герои отталкивающие, часто в духе «не знаю, почему, но он/она мне не нравится». Такая каша из тех, кого ни за какие коврижки не хочется случайно встретить, выбежав с утра за молоком. До скрежета зубов не хочется.

История не пышет оригинальностью, здесь, пожалуй, автор мастерски воссоздал атмосферность Лондона конца 19 века, в которой пока все еще нет места женским мозгам, а всякая самостоятельность в платье почти порицается. Мужчины правят балом, однако мягкая природа слабой половины человечества постепенно набирает силу, грозясь превратиться в нечто, что самцы пережевать едва ли смогут, а если и справятся, хорошенько прожарив, то десны однозначно будут долго кровоточить.

Сложно определить сейчас, кто же из героев главный. Персонажи скорее, как змеиный клубок, в подвале жизни. Несчастливые, порой обозленные, отчаявшиеся, на грани безумия. Здесь прогнусь в глубоком реверансе перед автором, который нарисовал все телесное в романе таким противно отталкивающим, но понятным. Остановлюсь на ключевом персонаже – Конфетке. Ее девятнадцатилетний опыт так богат, что посмею утверждать – любой от него с легкостью бы отказался и сжег в мусорной яме. Мать подложила своего ребенка под кучу мужиков, а потом так циничненько цедит:

Короче говоря, почему мир должен быть лучшим местом для тебя – лучшим, чем он был для меня?

Здесь, пожалуй, все ясно. Психика изломана, счастье – понятие бесполезное и непонятное. Другое дело – Агнес Рэкхем.

Агнес из дневников – просто небылица из сказочки, придуманная, как Белоснежка.

Я долго силилась разложить ее по полочкам, добраться до ее мозгов, но так и не смогла. До сих пор не верю, что можно быть настолько бесполезной, ограниченной, религиозной, но сохранять в себе ростки какого-то подобия любви, характера и глубокой ранимости. Ее тоже изломали, еще девчонкой, но не мать, а скорее – врожденная привычка быть леди. Помните, в романах таких тонкоруких миниатюрных красавиц, которые живут бабочками, а их мужья и дети – лишь вынужденная дань общественным приличиям? Вот, это Агнес.

Уильям Рэкхем.

Еще до того, как атласная леди успевает сделать два десятка новых шагов, Уильям проникается уверенностью, что смог бы доказать нечто важное – насущное – относительно Жизни, всего лишь возобладав сегодня над женщиной.

Он – попросту слабак. Паникер, цепляющийся за женский подол. Юбка супруги отсырела от сумасшедшей рвоты, наряд проститутки-конфетки хоть и гладенький, и чистенький, и снимать его приятно, но в обществе как-то не комильфо проходить под ручку с такой умной модницей. Она - рыбка, чье место в красивом современном аквариуме. Иногда Уильям крошит туда остатки зачерствелой булки, порой, развалившись в удобном кресле, сидит со стаканом виски, гладит прозрачные стенки, а потом от отсутствия мужественности снова бьется головой об стол в своем доме, пропитанном духом неудачника.

Я долго пережевывала роман, часто недоумевала, потому что не стоило так размазывать по страницам однообразные рассуждения о боге, свободе, правах женщин, ограниченности мужчин. От многих персонажей противно разило пустым идеализмом пыльного дома, который не приемлет настоящих поступков, способных изменить что-то, хотя бы разворот мозгов. Пожалуй, Конфетка была единственной, кто, не смотря на страхи, отвращение к людям самостоятельно делала выбор, нередко – в пользу других. Шныряла как рыбка среди камней, водорослей и мусора, пытаясь найти путь в свой океан, но и она - слегка подтухшая...