5 Отнятый идол

Если вкратце, произведения Ф. Герберта для меня это, когда на опалённом песке экстатический танец Руми сложными отпечатками вплетается в витиеватые строки хокку, а те подхватываются богиней Кали, вызывая судорожное спазмы тантры вокруг её оси; это символический выход из плоскости дуньи (دُنْيا‎), за которой бесконечные миллиарды лет над звёздами тихо колышутся ветви цветущей сакуры, символизируя собой ничто и всё одновременно. Словом, это симбиоз всего, чего я могла искать от литературы, не вдаваясь в рамки жанра.

История Дюны и её подача настолько многогранны и искусны, что в пору мне посвятить им целую диссертацию, но моя миссия заключается в написании скромной рецензии, поэтому время вернуться на запланированный путь.

Очень часто до прочтения сиквела мне встречались разочарованные и расстроенные отклики прочитавших, но мне непонятно, какой другой ход событий можно было себе представить, когда уже в первой части над Полом Атридом витает дух фатума и предопределённости, побег от которых являет собой лишь оттягивание момента сокрушающего катарсира.

Автор мог бы пойти дорогой наименьшего сопротивления и написать сказку о великолепных подвигах главного героя, его храбром львином сердце, борющемся с анти-героями, но вместо этого Фрэнк Герберт делает Пола этим самым анти-героем, осознающем и принимающим, и в агонии сражающимся с аспектом Тени. Агония эта носит внутренний характер, она тиха и невнятна, ведь, то, что обличено в слова, испило до дна свою боль, тогда как боль души главного героя, обагрённой кровью джихада, тишины и забытия не знает.

Пол влачит свою ношу, а не с гордо поднятой головой бороздит тропы пророка и мессии, и поэтому, когда у читателя отнимают идола, поднятого в песках на страницах первой книги, его сшибает с ног буря негодования и боли. С воздвигнутыми богами всегда тяжело прощаться, даже если они литературные. А в данном случае Пол, как мне думается, является кем-то большим, собирательным образом пророков Иисуса и Мухаммада, и даже в некоторой степени Моисея, делая фрименов избранным народом и освобождающим его от ига, только для того, чтобы однажды время и идея сделали своё дело и повели толпы в кровавый джихад.

К тому же, действия развития событий походят на Аравийский полуостров, отчего коллективное бессознательное начинает понемногу извергать непонятные картинки, которые вроде бы и есть в тексте, но вроде бы и нет, а есть в религиозных писаниях или автономными образами кроются в сознании; и всё смешивается в сносящем вихре аллегорий, символов и личном опыте переживаний. Волнообразное движение дюн стимулирует стиль письма автора, который подобно им то замедляет темп, то наращивает его, выводя тем самым сознание на некий высший уровень, чем-то схожий с поднимающейся Кундалини.

Судить книгу легко, но до этого стоит попытаться понять, что за ней стоит.