5 ЦИНИЧНОЕ

Автор – поклонник старообрядчества. Поэтому пытается дать идеализированный образ дониконианской Руси. Выходит это у него плохо.
Так, именно она стала почвой для появления боярина Бориса Морозова, чья глубокая религиозность сочеталась с такой же глубокой аморальностью и феерических размеров рвачеством. Бог бы с ним, с Морозовым, подонки сами родятся. Однако от более чем щедрых пожертвований этого человека, спровоцировавшего Соляной бунт, ни церкви, ни монастыри что-то не отказывались. Да и всеобщего морального осуждения в адрес Морозова, когда дело с бунтом подуспокоилось, что-то не было слышно.
Именно в дониконианской Руси было принято Соборное уложение 1649 года, окончательно узаконившее рабство. И что-то мало кто задумывался о том, по-божески это или не по-божески.
То же Уложение ужесточало кары против еретиков – вплоть до сожжения (см. гл. «О богохульниках и о церковных мятежах»). И любители древлего благочестия (а некоторые из них ходили с царём Алексеем Михайловичем в один кружок) что-то не возмущались на тему насаждения в родном православии духа богомерзкой латинской инквизиции.
Пока в роли еретиков не оказались сами.
КАК ЭТО СЛУЧИЛОСЬ?
Дело в том, что при первых Романовых бурное развитие государства сопровождалось порчей нравов. А точней – обмирщением культуры. От интереса к иностранщине в верхах до возрождения языческих традиций с хороводами и скоморохами в низах. Благодарить за это надо Смутное время, когда каждый спасал как тело, так и душу самостоятельно. Но это же время подарило довольно обширную прослойку религиозных деятелей, не только глубоко верующих, но и глубоко убеждённых в том, что этот погрязший в неверии мир надо спасать. («Само благоверие в этих ревнителях было традиционным, новым было в них сознание собственной полной ответственности за спасение как себя, так и окружающих, недоверие к церковной дисциплине, своеволие. Стремление заменить равнодушие обыденной жизни горением жизни религиозной было в них непреоборимо…».) Наиболее активные представители этого течения вошли в кружок древлего благочестия, возглавляемый царём.
Царь Алексей Михайлович действительно был благочестив. Однако ошибкой было бы считать его тишайшим ангелочком. Известны случаи, когда, внимательно следя за ходом и благолепием церковных служб, он матерился на букву Б при малейшем нарушении обряда. К тому же он «во многом отступал от старозаветного порядка жизни, ездил в немецкой карете, брал с собой жену на охоту, водил ее и детей на иноземную потеху, «комедийные действа» с музыкой и танцами, поил допьяна вельмож и духовника на вечерних пирушках, причем немчин в трубы трубил и в органы играл; дал детям западно-русского ученого монаха (Симеона Полоцкого), который учил царевичей латинскому и польскому», а по отношению к неугодившим ему боярам мог применить и рукоприкладство. (В общем, если кого удивляют странности в поведении Петра1, знайте: от осинки не родятся апельсинки).
После Соляного бунта царь понял, что одного благочестия, женитьбы и рождения наследника для него недостаточно: надо заниматься государственными делами. В дальнейшем у него проснулся вкус к власти. И когда для него стала ясна необходимость церковной реформы, он предпочёл наиболее ему импонирующий с имперской точки зрения проект – со слиянием современной ему РПЦ с греческой церковью и византийским престолом. К тому же ещё до реформы государство наступало на права церкви. Так, Соборное Уложение «поставило духовенство под юрисдикцию светского суда по гражданским делам. Тем самым ограничивалась компетенция церковного суда. Судебные дела духовных лиц (исключая собственно церковные дела) были переданы светским судебным учреждениям и созданному в 1650 году Монастырскому приказу, который занимался также определенными административными вопросами жизни Церкви. Статьи Уложения 1649 года не распространялись лишь на патриарха и находящихся в его вотчинах людей, которых судил сам патриарх».
КТО ВИНОВАТ?
Версия у Кожурина довольно конспирологическая. Раскол? Ищи, кому выгодно. В данном случае это иезуиты, которые ещё Лжедимитрию предлагали похожую программу. Целью программы должна была стать уния православной церкви с католической с последующим подчинением России римскому папе. Впрочем, и без унии греческий проект был очень выгоден европейцам. Во-первых, он позволял втравить Россию в войну с угрожающими Европе турками (про Константинополь помним?), во-вторых, ослаблял её как конкурента, расколов если не географически, то духовно.
Тупой царь-грекофил заглотил наживку и пошёл «править прямое по кривому».
А КАКАЯ, СОБСТВЕННО, РАЗНИЦА?
Для современного человека с немифологизированным сознанием разницы никакой. Нахрена вообще поднимать архивы, рыться в греческих обрядах, править на их основе те, которые уже есть, да ещё башлять восточным патриархам, закупать амвоны и камилавки? Точно также – какая разница, двумя пальцами креститься или тремя, ходить по солнцу или против солнца?
Однако для наших благочестивых предков каждый обряд имел глубокий символический смысл.
К примеру, «в толковании двоеперстного крестного знамения два протянутых перста означают две природы Христа (Божественную и человеческую), а три (пятый, четвертый и первый), сложенных у ладони, — Святую Троицу. Введя троеперстие (означающее только Троицу), Никон не только пренебрег догматом о Богочеловечестве Христа, но и вводил «богострастную» ересь (то есть, по сути, утверждал, что на кресте страдала не только человеческая природа Христа, а вся Святая Троица). Это новшество, введенное в Русской Церкви Никоном, было очень серьезным догматическим искажением, поскольку крестное знамение во все времена являлось для православных христиан видимым Символом веры».
О как! К тому же был в никоновской реформе ещё один интересный нюанс:
«В новообрядческой церкви был отменен древний обычай избрания духовных лиц приходом. Его заменили постановлением по назначению сверху.
Наконец, впоследствии новообрядцы уничтожили древнее каноническое церковное устройство и признали светскую власть главой церкви — по образцу протестантских церквей».
Иными словами: государство прибирало церковь к рукам. А церковь, точнее та её часть, что реформы не приняла, отстаивала свою независимость.
Понимали ли те, кого впоследствии назовут раскольниками, к чему приведёт подобная реформа? Чувствовали ли, что их время уходит? Или просто были глубоко оскорблены самим фактом реформы? Кто его знает. Но чем дальше, тем больше они приобретали репутацию бестолочей и ханжей, которых не жаль.
Понимали ли горячие сторонники никоновских реформ, за что они, в сущности, борются? Сложный вопрос. Ненавистная автору грекофилия, если подумать, тоже взялась не с потолка. Греческий (как и латинский) были в те далёкие времена языком науки. Светской науки, запроса на которую православие как таковое удовлетворить тупо не могло.
Вот, например, как обстояли дела с образованием на Руси, Которую Мы Потеряли: «знание священной и церковной истории в тогдашнем грамотном обществе было распространено несравненно больше, чем всякое другое знание. В совокупности со знанием церковного догмата или устава, это была исключительная, единственная наука того времени, или то самое, что мы разумеем теперь под словом образованность». А вот более неприятный отзыв Августина Мейерберга: «москвитяне без всякой науки и образования, все однолетки в этом отношении, все одинаково вовсе не знают прошедшего, кроме только случаев, бывших на их веку, да и то еще в пределах Московского царства, так как до равнодушия не любопытны относительно иноземных; следовательно, не имея ни примеров, ни образцов, которые то же, что очки для общественного человека, они не очень далеко видят очами природного разумения. Где же им обучать других, когда они сами необразованны и не в состоянии указывать перстом предусмотрительности пути плавания, пристани и бухты, когда не видят их сами?». И если, например, святость грамотностью не меряется, то незнание истории родной страны выходит боком: отсутствие уважения к своей стране оборачивается бездумным преклонением перед чужой. Особенно если чужой есть, что предложить: античная литература, итальянская живопись, проникающая в иконопись, партесное пение и т.д. Ну и как в таком случае смириться с тем, что у всех православных, включая население недавно присоединённой Малороссии, обряды одни, и только в Московской Руси – другие? К тому же обращение к грекам как к источнику правок на первый взгляд было логичным: христианство Русь когда-то получила от греков, так к кому же ещё было обращаться. Отсутствие любопытства к истории других стран тоже вышло боком. Дело в том, что ко времени раскола греки давно изменили свои обряды плюс, попав под владычество турок-османов, не имели права заводить свои типографии и были вынуждены отдавать богослужебные книги для печати иезуитам (см. конспирологическую версию). Но идейные сторонники никоновской реформы эти нюансы не учли, вероятно, искренне впечатлившись эстетикой и искренне веря, что идут по правильному пути, а кто не с ними – тот против них, со всеми последствиями.
С другой стороны, никоновскую реформу, как шедшую сверху, поддерживала масса карьеристов. Рекордсменом здесь был Никон, который – по Кожурину – стремился «стать в православном мире тем же, кем в мире западном был римский папа». Не лучше были вселенские патриархи-авантюристы и их прихвостни, среди которых особо выделяются тайно барыживший запрещённым тогда табаком Паисий Лигарид и педераст (педофил?) Дионисий Грек – «О нем же слышах от достоверных свидетелей, что Софеинской поп Ирод ион извещал на него вам, святителем, что он, архимарит, некоего подяка содомски блудил многое время. И по действу диаволю, прилучися ему и во олтари скверну деяти со отроком, облекши детище во святителския ризы и во амфор». Плюс серая масса духовенства, которая боялась лишиться кормушки. Поскольку «за несколько лет, прошедших с начала реформ, царь полностью сменил всё высшее руководство Русской Церкви, весь епископат и руководителей крупнейших монастырей», естественно, на более покладистых. Не все они отличались повышенной нравственностью. Во всяком случае, рассказы про жадных до денег жирножопых попах-педофилах появились именно тогда. Хотя и не очень понятно, сколько было в этих словах правды, а сколько антиниконовской пропаганды.
Но если иностранцы имели возможность свалить с полными карманами денег, то русским пришлось расплачиваться.
Никон, сделавший своё дело, был отброшен, как ненужная вещь: вошедшему во вкус к власти царю были не нужны конкуренты.
Поддержавшее его реформу духовенство, в краткосрочной перспективе сохранившее кормушку и избавившееся от строптивых конкурентов, в долгосрочной перспективе проиграло. Поскольку из духовных вождей окончательно превратилось в обслугу существующей власти.
Романовы получили 1917 год. А нефиг было сеять раскол между народом и элитой, сперва религиозный, затем культурный.
Коммунисты, свергшие Романовых, но не вернувшиеся к истокам, получили 1937 год.
Что касается старообрядцев, то автор пытается доказать, что только благодаря им Россия по сю пору жива. Но в действительности: а где они? Часть наиболее активных перебита, другая – выдавлена из общества. А само общество, даже когда отношения в нём к старообрядцам изменилось в лучшую сторону, вряд ли вернулось бы к дониконовскому уровню.
ПРИ ЧЁМ ТУТ МОРОЗОВА?
При том, что её трагическая судьба типична для тех, кто, живя в эпоху перемен, идёт вразрез с генеральной линией партии. Именно поэтому её светлый образ волновал и будет волновать русских интеллигентов и искателей правды, вне зависимости от того, разделяют ли они её религиозные воззрения или нет. Выбор Морозовой – сознательный выбор. Она имела всё: высокий социальный статус, богатство (муж – младший брат Бориса Морозова, унаследовавший его огромное состояние), любимого сына и даже… была модницей. Но государь посягнул на её веру. И она повела против него войну. На свой, конечно, лад: посильно помогала раскольникам, скрывала у себя целую общину юродивых (а юродивые - если кто не в курсе – это не психи. Это тролли, своим поведением пытающиеся достучаться до погрязшего в грехах общества), наконец, сама тайно постриглась в монахини под именем Феодоры, хотя от этого шага её долго отговаривали. Но если до пострижения Морозова, нарушая большие правила, соблюдала малые, то после не шла даже на малейший компромисс. Ситуация усугубилась тем, что неоднократно заступающаяся за Морозову царица Мария Ильинична Милославская умерла. И царь женился на Нарышкиной Наталье Кирилловне. Которая во-первых, научила царя плохому: «во время свадьбы царя с Натальей Кирилловной Нарышкиной играл оркестр, и непривычные западные мелодии смешивались с русскими хоровыми напевами. Теперь набожной царицы уже не было, а царь за все эти годы очень изменился, — писал французский исследователь П. Паскаль. — Он проводил меньше времени в паломничествах, в церквах и монастырях. Гораздо больше времени отдавал он теперь развлечениям и мирским удовольствиям, равно как и политике. Он усиленно смотрел теперь уже не в сторону греков, а на запад: в сторону Польши, Англии. Он отвлекался от духовной жизни всевозможными удовольствиями, новыми выдумками, заимствованными рифмованными стихами, а вскоре и театральными представлениями. Его новый духовник, Андрей Постников, ничуть не обладал прежней строгостью: он любил книги как таковые, а также иконы, отражающие живую жизнь, любил светлые краски, причудливую архитектуру, пиры, музыку, партесное пение, фиоритуры, короче говоря, все соблазны и похоти ума, плоти и очес. Его любимым советником был Артамон Матвеев. Наставником царевичей был Симеон Полоцкий». Правда, безобразие какое? Во-вторых, ничего плохого про Морозову не говорила, но и ничего хорошего тоже. А просто пыталась закрепиться на новом месте и не шла с мужем на конфликт. Отказавшаяся присутствовать на царской свадьбе Морозова бросила ему открытый вызов. И этого царь не простил. А поведение боярыни подпадало под статью о ереси – со всеми вытекающими, и карьеристов из числа духовенства, готовых её осудить, было более чем достаточно. Сыграло свою роль и морозовское наследство, о которое верхи, включая царя, не прочь были погреть руки. Остальное сами знаете.
П.С.
Автор упорно рядит старообрядцев в белые плащики. И действительно – они в этой истории потерпевшая сторона. Но что-то мне не верится, что будь их власть, и они были терпимее и добрее по отношению к инакомыслящим. И ещё большой вопрос, как бы они пытались остановить обмирщение культуры, которое шло хоть и медленно, но верно.