4.5 У меня больше фрагов, Леголас, или Нирнаэт Арноэдиад для поклонников развлекательных романов

Рассуждать о творческих удачах Толкиена можно долго. Как ни крути, он был первым или одним из первых, у кого хватило фантазии придумать полномасштабный вымышленный мир, в котором нашлось место как для наследников древних королевских династий, так и для любителей табачка из Южной Чети, прописать историю и мифологию этого мира, создать полноценные языки для вымышленных существ, которые появляются на страницах его книг. О тщательности его литературного труда ярче всего говорит хрестоматийный пример — Толкиен всерьёз задавался вопросом о том, что если герои находятся в разных точках мира, то луну они должны видеть в разных фазах. Всё это вызывает неподдельное уважение. Творчество Толкиена даже фэнтези-то назвать сложно: да, он фактически основал фэнтези как жанр, но сам «Властелин Колец» — это, скорее, настоящий героический эпос в духе средневековых саг.

«Властелин Колец» — это история взрослая и серьёзная, вовсе не похожая на детскую сказку, какой был «Хоббит». Здесь есть социальное неравенство: если Мерри и Пиппин — это наследники знатных родов, то Сэм по отношению к Фродо выступает в качестве слуги (может быть, не слишком умного, но сметливого и упорного), и занимает явно подчинённое положение. Кстати, в «Сильмариллионе» прямо говорится, что Фродо выполнял свою миссию в сопровождении слуги, а не друга или товарища. Как к хозяину и господину к Фродо относится и Голлум.

Любопытный с историко-культурной точки зрения момент — это исцеление Фарамира, Эовин и Мерри, которое Арагорн совершает возложением рук. Этот эпизод явно перекликается с верой людей Средневековья в то, что прикосновение к телу короля излечивает болезни — этот феномен исследовал Марк Блок в своих «Королях-чудотворцах». Конечно, в случае с Арагорном свою роль играют и магия, которой владели эльфы и нуменорцы, и ацелас — аналог обычного лекарства, но общий мотив здесь всё же есть.

По какой-то странной причине меня во «Властелине Колец» больше всего привлекает потрясающе достоверная атмосфера тёмных времён, наполненных ужасом и отчаянием. Время эльфов подошло к концу; они готовы уступить своё место людям, чья цивилизация развивалась под их опекой, но владычество людей может и не наступить, если они проиграют противостояние с Сауроном. Этот рубеж эпох омрачён угрозой, исходящей от абсолютного зла — пусть не столь могущественного, каким в древнейшие времена был Моргот, но всё же достаточно грозного для людей и эльфов Третьей Эпохи. Благодаря тому, что Толкиен описывает чудовищ предельно лаконично, нередко пользуясь для этого слухами — вроде тех, которые Сэм пересказывает за кружкой пива в трактире, атмосфера ужаса усиливается — неизвестное и непонятное страшнее, чем знакомое. За живой изгородью Заскочья, за зарослями Древлепущи и Упокоищами с их сокровищами и мертвецами, закутанными в саваны, за толщей скал Карадраса находятся тёмные и смертельно опасные подземелья Мории, проклятого королевства гномов. У корней гор скрываются твари древнее и страшнее орков. Безопасное пространство ограничено кругом, который освещает свет костра — там, куда он не доходит, в тенях скрываются призраки с проклятыми клинками в руках.

Если изучать мифологические и лингвистические корни произведений Толкиена, то в этот омут можно нырнуть так глубоко, что наверх уже и не выберешься. Уровень знания им языков и европейской мифологии стал одной из сильнейших сторон его творчества. И в то же время я не могу сказать, что «Властелин Колец» нравится мне полностью и безоговорочно.

Я думаю, что главный недостаток «Властелина» в том, что Толкиен, сочиняя эпическую сагу, сделал своих героев слишком архетипичными в ущерб конкретизации их характеров. Из-за этого персонажи больше похожи на памятники самим себе, или на описание самих себя в каком-то историческом трактате, чем на живых людей из плоти и крови, со своими привычками и предпочтениями.

Вот Арагорн (он же Эстель, Колоброд, Торонгил, Элессар и прочая, прочая, прочая), вождь следопытов-дунаданов Севера, потомок и наследник древних нуменорских королей. Рыцарь без страха и упрёка, верный друг, честный и прямой, как копьё, и при этом скромный — типичный образ законного наследника, что возвращается на трон своих предков. Образ Арагорна романтичен из-за трагической судьбы его предков и его безнадёжной (до определённого момента) любви к Арвен, и поэтому он вызывает сочувствие.

Гэндальф — это архетипичный мудрый волшебник, который даёт героям цель путешествия, направляет и поддерживает их. Одновременно, он морально готовит Арагорна к вступлению на трон. Действия Гэндальфа не ограничиваются раздачей советов — он вступает в поединок с балрогом, он организует оборону Минас Тирита после того, как Денетор самоустранился от этого. Однако, ярким персонажем Гэндальфа назвать нельзя, именно из-за его архетипичности — даже в «Хоббите», где у него проявляется больше человеческих черт, он выглядит более живым. Его сущность как майа и его роль как посланца валаров именно во «Властелине Колец» практически не раскрываются, и полностью значение этого персонажа становится понятно только из «Сильмариллиона».

Леголас и Гимли вообще запоминаются только своим соревнованием, кто убил больше орков, и тем, что оба они — сыновья третьестепенных героев «Хоббита». Возникает подозрение, что они введены в книгу только для того, чтобы в отряде хранителей Кольца были представлены все «светлые» народы Средиземья.

Ну и Фродо — маленький герой, ценой своей жизни своего пальца выполнивший самую ответственную, рискованную и опасную задачу. Можно сказать, что Фродо символизирует добровольный отказ от власти (решение уничтожить Кольцо, не пытаясь стать его господином), отказ от жестокости и убийства (Фродо отдал Сэму свой меч, не желая больше прикасаться ни к какому оружию), веру в возможность покаяния и исправления (его отношение к Голлуму), не в последнюю очередь — отказ от собственности (отправляясь с эльфами за Море, он оставил Бэг-Энд Сэму). Всё это вполне укладывается в христианскую систему ценностей. Такие странные, с точки зрения нормального человека, поступки Фродо во многом объясняются его характером — он человек хоббит не от мира сего, отстранённый от реальности и живущий больше в собственных мыслях, чему способствуют и происхождение от «неправильных хоббитов» Брендискоков, и родство с путешественником и искателем приключений Бильбо, и, наконец, рана от моргульского кинжала, после которой Фродо начинает перемещаться в мир призраков. Своего искушения Фродо не выдержал — и здесь на сцену выступил Голлум, который должен был ещё сыграть свою роль в этой истории.

Если главные герои эпопеи архетипичны и служат больше для выражения идей Толкиена, то те, кому достались второстепенные роли, выглядят намного более живыми.

В первую очередь, это Сэм Гэмджи. Казалось бы, классический слуга и помощник главного героя, он получился более человечным, чем сам главный герой. Главные качества Сэма — это его преданность и чувство долга, ради которого он готов даже пожертвовать собой — для него, простого человека хоббита, любящего жизнь, это намного большая жертва, чем для оторванного от реальности Фродо. И кстати да, Сэм — это второй персонаж, после Арагорна, кому досталось что-то похожее на романтическую линию (третий — это Фарамир и Эовин, соответственно).

Второй из таких второстепенных героев — это Боромир. Сын гондорского наместника — это гордый и самоуверенный человек, для которого любовь к своей малой родине, к измученному бесконечной войной Гондору, оказывается важнее, чем общее дело. Искушения он не выдерживает, и совпадение его собственной воли, направленной на спасение Гондора, и злой воли Кольца и Саурона приводит его к падению; дорога к нему вымощена его благими намерениями, как это чаще всего и бывает, но вслед за падением он проходит через искупление.

Хорошо вышли и двое развеселых, любопытных и непоседливых хоббитов — Мерри и Пиппин. Правда, Пиппин всё же совершает странный для хоббита поступок, пафосно присягая на верность наместнику Гондора — очередная дань эпичности истории. В поступке Мерри, который пошёл на войну за Теоденом и Эовин, я вижу больше жажды приключений, чем пафосного рыцарства.

Академический филолог, Толкиен наполнил текст своего главного произведения огромным количеством стихов, эльфийских песен и прочих образчиков поэтического творчества, которые герои читают и поют при каждом удобном случае. Казалось бы, это должно работать на наполнение вымышленного мира, лишний раз показывая существование в нём развитой, давно возникшей культуры. Но… во-первых, стихи эти зачастую чересчур возвышенны (читай «абстрактны») и имеют мало отношения к развитию сюжета, а во-вторых, эти отрывки попросту длинны. В результате поэтические вставки лишь мешают следить за развитием истории в рассказе.

А ещё, как оказалось, Толкиену не слишком-то удаются батальные сцены. Как правило, описания сражений состоят из коротких, почти рваных отрывков, в которых воины кричат боевые кличи и трубят в боевые рога, выхваченный из ножен Андрил сияет в лунном (или ещё каком-нибудь) свете, а воины при виде возрождённого легендарного клинка воодушевляются ещё сильнее, кричат ещё радостнее и трубят ешё громче. Ну, и в конце обязательно остаётся огромная куча трупов орков, которых слишком много, чтобы их хоронить.

В результате, из-за окаменелости образов героев, обилия поэтических вставок и отвлечённого описания битв «Властелин Колец», с его весьма хорошим сюжетом и изумительным миром, читается на самом деле скучновато. Если «Хоббита» можно читать не отрываясь, перелистывая страницу за страницей (и ты искренне жалеешь, когда поезд приходит на нужную станцию, и тебе нужно выключать книгу, подниматься на поверхность и шагать на работу), то с его глобальным продолжением это не так. По творчеству Толкиена получаются очень хорошие адаптации, но читать сам его текст — это не самый лёгкий труд.

Кстати, об адаптациях. Трилогию Питера Джексона лично я считаю великолепной — Джексон и его команда смогли передать дух этой истории, сделав это красиво и без присущего самому Толкиену занудства. Я скажу даже, что игра актёров в экранизации существенно дополнила их изначальные образы — сейчас, рассуждая о Леголасе и Гимли, мы мысленно представляем именно исполнение этих ролей Орландо Блумом и Джоном Рис-Дэвисом, которые добавили своим персонажам той жизни, которой не хватало в первоисточнике.

Переводы зарубежных авторов на русский — это вечная проблема для читателя; если этот автор действительно культовый (а к Толкиену это относится в полной мере), то поклонники сломают немало Нарсилов в своих спорах. Безупречного перевода «Властелина Колец», конечно, не существует. Я читаю в Григорьевой и Грушецкого, в большей степени потому, что именно в нём мне попалась книга в библиотеке, когда мне было 14 лет. Вернее, два первых тома мне выдали в нём, а третий — в Муравьёва и Кистяковского, который вызвал у меня жуткое отторжение — такое, что, едва начав читать, я сдал его обратно и попросил нормальный. На мой взгляд, именно Григорьева и Грушецкий ближе всего к идеалу — нужно лишь привести в большее соответствие с оригинальным текстом некоторые названия и имена.

В конечном итоге, «Властелин Колец» — это именно возвышенный героический эпос, а ни разу не приключенческий боевик. Именно так его и нужно воспринимать — и читать неспешно, останавливаясь и продумывая развитие персонажей самостоятельно, ибо в самой книге оно даётся откровенно скупо. На мой взгляд, на пьедестал Толкиена вознесло его богатое воображение, а не его литературное мастерство.