4 Любовь и книги: скучная история

Все время чтения романа меня не покидало ощущение, что я перечитываю какую-то модифицированную версию чеховской "Скучной истории" Не знаю был ли знаком Джон Уильямс с шедевром русской классики, если да, то он совершенно гениально сумел адаптировать чеховский сюжет в современную ему американскую действительность, если нет, то смог почувствовать поднятую Чеховым проблему и по-своему её повторить.

Чеховская повесть много суше и компактнее, с героем - Николаем Степановичем - читатель знакомится уже в момент глобального кризиса переосмысления прожитой жизни; герой Уильямса проходит долгий и скучный путь к тому же кризису.

У этих героев еще много общего: нелюбимые жены, отдалившиеся дочери, раздражающие коллеги, смертельная болезнь в финале, но главное - жизнь, отданная науке, в одном случае - медицине, в другом - филологии, но теряющая всякую свою ценность на пороге ухода из этого мира.

Конечно, есть и отличия, так не совсем совпадают модальности женских образов, если с женами все ясно, то образ дочери в романе Уильямса содержит в себе черты и Лизы - дочери Николая Степановича и Кати - опекуном которой он был. Грейс, как и Катя, рано разочаровалась в жизни, мечущаяся между раздражительностью и безразличием, она целиком уходит в себя, походу спиваясь. Если Катя девятнадцатого века задается вопросом "что делать?", она еще чего-то ждет от жизни, то Грейс века двадцатого, если и задает какой-то вопрос, то это будет "а зачем что-то делать?"

Несет в себе некоторые черты Кати, не реализованные в повести Чехова, и образ Кэтрин Дрисколл, герой Уоллеса, в отличие от Николая Степановича, находит отдушину в отношениях с любимой женщиной, но каток рутины и условной благопристойности давит этот союз, возвращая любовников в определенные им социумом ниши.

Есть разница и в ожидании смерти героями двух произведений, Николай Степанович сломлен окончательно и смерть представляется ему как безусловный конец всему и уничтожение всех смыслов, Стоунер воспринимает грядущую смерть как новый опыт, как возможность там - за гранью - что-то изменить.

При сравнении этих двух произведений, нельзя, конечно же, проигнорировать и чисто Уильямсовскую линию - представление университетского мира как прибежища для неудачников по жизни. С такой трактовкой в начале романа выступает друг Стоунера - Дэйв Мастерс, который уходит на Первую мировую и погибает. К концу романа появляется ощущение, что возможно, Мастерс желал погибнуть и искал смерти, понимая всю бессмысленность жизни в "научной деятельности" и еще понимая, что университетский мир ни чем не отличается от внешнего мира, что лузеры и неудачники могут быть еще более жестокими, чем политики и бизнесмены.

Стоунер прожил такую жизнь, он отказался, в отличие от друга Финча, состязаться в университетской иерархии, но проявил принципиальность, а это не приветствуется нигде. И пусть слабак проявил силу, но за это он был долгие годы третирован другим слабаком, опиравшимся на свой статус в иерархии.

Всё, что было в жизни Стоунера - это любовь, с которой его заставили расстаться, и книги, которые были ему дороже всего на свете, из-за них он и терпел всю эту трагикомедию, именуемую жизнью.