3 Как во городе, во Багдаде

Самое раздражающее в романе – обращение к образу Франкенштейна. Зачем? Да, конечно, можно поговорить о традиции, о глубоком символизме. Но зачем говорить символически о том, что и так яснее ясного? Ирак, война, разруха на местах и в головах. Вот такой синонимический ряд. К чему вся эта поэзия готического романтизма?

Да, Франкенштейн – это крючок, на который можно поймать читателя. И такое объяснение - бежал Франкенштейн на север, а попал в Багдад, земля-то круглая.

Можно опять же развести разговор о том, что он воплощение ненависти, порождение вечного конфликта, носитель жажды мести и правосудия, которые превращают войну в дурную бесконечность. Но это абстрактно-гуманистическое обобщение (война-дурная бесконечность человечества, обретающая свое особое сущестование) не нуждается в персонификации, даже если персону их воплощающую зовут Безымян.

Все же ведь просто, зачем придумывать, озорничать – перед нами роман об Ираке после Саддама. Обычная житейская повесть (быт есть даже тогда, когда все рушится от взрывов и стреляют без перерыва) о нескольких жителях Багдада. Вот Ишилу, ждущая погибшего сына с войны. Трепач Хади, приторговывавший мебелью и травящий байки, столь похожие на безумную правду. Махмуд – журналист-карьерист-идеалист, меджнун чистой воды. Жадный Фарадж, за страстью к наживе которого (скупает, собака, все у бедствующих людей по дешевке), стоит настоящий оптимизм – придет конец разрухе и он разбогатеет.

Ну да, черт знает что творится, последние времена и ходят разные слухи. Знакомая картина.

Кажется, автор предчувствовал, что в чистом виде такое не пойдет (хотя американцы пишут – и ничего), народ заскучает. И пустил Франкенштейна в Багдад.

Может, в этом есть некая правда. Да только с точки зрения маркетинга, а не литературы. Можно было катануть глубокую психологическую прозу, но автор пошел по прямой дорожке общепонятных лозунгов вроде «миру мир – войны не нужно». Но это, вроде, известно, как и «сон разума рождает чудовищ».

Читать новую сказку 1002-й ночи, вдохновленную инородной традицией, это как бы на любителя. Кто-то проникнется, кто-то нет. Я вот не понял, в каком месте смеяться, раз сатира. Все, вроде, настолько реалистично, что необходимой для сатиры дистанции не возникает, воспринимаешь всерьез, и магов, и астрологов. Да и смеяться нечему. Жизнь людей попавших в переплет сперва по вине диктатора, а потом по вине демократизаторов, не вникающих в подробности иракской жизни, а еще из-за того, что все живут крайностями – либо бытом, либо идеей воздаяния, невесела.

Роман неплохой, но не выдающийся. В Ираке пишут книги, а не только воюют. Пишут лучше, чем в России. Пишут о современности, а не о том, чему сто лет и быльем поросло. Пишут, в том числе, на экспорт, чтоб в мире читали, а не только в редакции журнала «Знамя».

Это, пожалуй, единственное, что можно усвоить из появления романа на русском языке. Хорошая весть это или плохая – это уже кому как.

Ода издыхающей лягушке