5 Ролан, Лоран и Roll on

[тут вообще-то была примерно страница текста, но то ли лайвлиб, то ли мой браузер, то ли Ролан Барт оставили от неё пустое место, и ведь я в кои-то веки вдохновенно набирал прям в браузере, потому что сижу не за своим компом... в общем, повезло; вспоминать и набирать всё как было по новой я манал, так что будет очень тезисно]

1. Книга поначалу может отпугнуть не знакомого с семиотикой, Роланом Бартом и прочими Фуко читателя, но пугаться не надо. В романе есть персонаж, тоже со всем этим не знакомый, и ничего, справляется (ему - и вам - всё объяснят в более-менее достаточных для осознания происходящего объёмах).

2. Все говорят, что роман постмодернистский. Это не очень верно. Здесь вполне модернистское ядро и "весь фарш" тоже: нам предлагается взглянуть на 6 функций языка по Якобсону в свете гипотетической седьмой функции. Иначе говоря: что было бы, если бы магическая функция языка (заклинания - простейший пример) работала - это раз, а два - если бы всё в этом мире действительно двигалась силами исключительно вербального. Отчасти оно так и движется, поскольку сферу вербального можно понимать по-разному, расширяя и сужая. Бине это очень хорошо понимает и использует это для создания в т. ч. комического эффекта (например: герой, который всё время носит БЕЛУЮ рубашку (которая, т. о., его практически "означает"), надевает чёрную (НЕ-БЕЛУЮ) рубашку, чтобы остаться не узнанным). Интересно соотнести шесть функций языка по Якобсону с шестью главами романа (включая эпилог) и вообще посмотреть, как автор играется с этой концепцией и самим поиграться с ней. Всё это - ядро романа, его "движок". Детективно-семиотический бурлекс а-ля Шерлок Холмс, секс-драгс-убийства - постмодернистская присыпка, которая могла быть другой или которой могло не быть (но тогда это был бы трактат). Поэтому можно было бы даже пересказать сюжет со всеми спойлерами, но уж не буду лишать вас этого простого удовольствия (тем более, существует "рецензия" Нашего Везде от литкритики Г. Юзефович, которая тоже считает роман постмодернистским - но у неё понятие "постмодернизма", видимо, плоское и вульгарное: ах, мол, философы и лингвисты трахаются, жрут наркоту и замешаны в убийствах - какой постмодернизм!.. Never trust Юзефович). Ещё раз настаиваю: роман - вполне модернистский. С постмодернистской присыпкой. Или, если хотите, накрыт постмодернистским тазом. На этом тазу, конечно, сидит Деррида и, бия в таз колотушкой, поёт песню о том, что "вне текста ничего нету". Тем не менее.

3. Бине - и это тоже модернизм - увлеченно и виртуозно ломает четвертую стену, которая у него оказывается вообще двойным стеклопакетом. Естественно, это используется и для комического эффекта тоже. Интереснее, что Бине не использует этот приём в обычных целях: убедить читателя в реальности происходящего. Наоборот, он несколько раз предлагает читателю вмешаться и поменять декорации, например, т. е. цели явно противоположные - от "реальности происходящего" даже щепок не остаётся. И это начинают чувствовать герои, т. е. стена ломается между героем и автором и между автором и читателем. Но не между читателем и героем. Автор-рассказчик при этом остаётся для всех неуязвим и вообще дан нам только в ощущениях, даже приблизительного описания его у нас нет. Скорее всего, он с Лораном Бине имеет мало общего, автор-рассказчик - это просто ещё один персонаж. Блистательно прописанный без всяких описаний, между прочим (ещё помним про вербальное и его границы?).

4. Бине явно с любовью и интересом изучал и труды, и биографии своих героев (так что смерти автора всё-таки не случилось), его от этой работы явно пёрло и роман этим прямо дышит. Степень достоверности - Альтюссер действительно убил жену (в реальности прожил не жизнь, а какую-то вечную боль и трагедию, страдал депрессиями и галлюцинациями, жену во время приступа и задушил; с романным персонажем сходства маловато); Кристева - как выяснилось ПОСЛЕ публикации романа - действительно, живучи уже во Франции, работала на КГБ (документы опубликованы в марте 2018 года, роман - в 2015; сама Кристева всё отрицает); Деррида же, например, пережил описанную в романе собственную смерть на 20 с гаком лет; etc., etc., - так вот, степень достоверности, в общем, значения не имеет. А вот любовь и интерес Бине ко всему этому и всем этим - имеют. Филология и филологи, философия и философы - это всё очень живые и интересные штуки и люди, я аж вспомнил, как я от "S/Z" оторваться не мог, читал-читал и проспал семинар по ней же, а потом узнал, как её там "проходили" и понял, что ничего не потерял... В общем, после Бине хочется взяться и перечитать и Барта, и Фуко, и что только не (например, Лотмана тоже). Да и кто ж мне помешает-то? Короче, если мне не показалось и Бине впрямь такой заразительный, то от этого никакого вреда, кроме пользы - кто-то, глядишь, вообще семиотикой заинтересуется только благодаря этой книжке (цель и ценность её не в этом, но всё равно ж хорошо).

5. Обратил внимание на то, что Витгенштейн в романе никак не задействован. А о "Логико-философском трактате" в связи с ШЕСТЬЮ функциями языка и гипотетической СЕДЬМОЙ как раз очень интересно и продуктивно мыслится.

6. Ещё интересно: я в переводческих делах не компетентен, но английские словечки и фразочки здесь переведены самым безликим и нейтральным образом ("cool" = "да"), и иногда это настолько бросается в глаза, что я начинаю думать об этом как о приёме (возможно, действующие в романе французы инглиш только так и могут воспринять и тогда А. Б. Захаревич всё гениально перевела), но наверняка это утверждать нельзя. Да и незачем.

7. Я её, видимо, скоро перечитаю, больно уж хороша.

[кажется, опять получилась примерно страница]

P. S.: "Перечитывание — это занятие, претящее торгашеским привычкам и идеологическим нравам нашего общества, которое рекомендует, прочитав ту или иную историю, немедленно ее «выбросить» и взяться за новую, купить себе другую книгу; право на перечитывание признается у нас лишь за некоторыми маргинальными категориями читателей (детьми, стариками и преподавателями); мы же предлагаем рассматривать перечитывание как исходный принцип, ибо только оно способно уберечь текст от повторения (люди, пренебрегающие перечитыванием, вынуждены из любого текста вычитывать одну и ту же историю), повысить степень его разнообразия и множественности: перечитывание выводит текст за рамки внутренней хронологии («это произошло до или после того»), приобщая его к мифическому времени (где нет ни до, ни после)". (Ролан Барт. S/Z)