4 «– Что-нибудь должно остаться. Все не может пройти. Иначе куда же…»

Крутится, вертится шар голубой,
Крутится, вертится над головой, –
Крутится, вертится, хочет упасть…

Прекрасную повесть написал мой земляк Рувим Фраерман 80 лет назад.
Приятно иметь печатное издание, которое словно протягивает мостик между эпохами, на примере которого так отчетливо можно наблюдать течение времени, отобразившееся не только на быте, но и на нравственных идеалах людей.
По воле судьбы я отношусь к тому поколению, которому прививались моральные принципы, порядком осложняющие жизнь и самочувствие. По всей видимости, они давно изжили себя и безнадежно устарели, но мы, в большинстве своем, искренне стремились быть лучшей версией себя и, по мере сил, придерживаться этической компоненты в поступках. По этой причине, в сознании отчетливо поселилось и укрепилось представление о том, что сильный пол должен быть инициатором чувств, но никак не наоборот, что прослыть влюбленной в мальчика – неловко и неприлично. Потому поведение Татьяны «думная ты уж очень» мне близко и понятно. Я вспомнила свои первые робкие влюбленности, когда все поступки алогичны, заведомо назло объекту страсти, вопреки себе, логике и здравому смыслу (также поступала и Феридэ-ханым в отношении Кямрана в «Птичка певчая» Решад Нури Гинтекин ). Причем, малейшая оплошность перед любимым (например, споткнуться при нём на лестнице, подавиться пирожком, не грациозно перепрыгнуть через козла, не принять подачу в волейболе и пр.) превращается в трагедию вселенского масштаба, заставляет сгорать от невыносимого стыда, вызывает незамедлительное желание посыпать голову пеплом в припадке немыслимого и несмываемого позора. Похоже трепетные юношеские сердца, склонны к возвышенному, временами экзальтированному, порой драматическому восприятию жизни.

Неужели, – думала она, – даже не похвала, а только молчание этого дерзкого мальчика может меня сделать счастливой?

Правда со временем все эти роковые страсти по Ереме, как рукой снимет…
Во время чтения меня одолевали извечные житейские вопросы: почему жизнь так устроена, что за нас жизнь готовы отдать одни (Филька), а влюбляемся мы в других (Коля)? Выбираем последних, как правило, плохих мальчиков, которые разбивают нам сердце, а потом страдаем, ибо у них любовь быстро заканчивается. «Отцеловал — колесовать: Другую целовать». И начинается круговорот мужчин в природе: они уходят из семьи, встречают новую усладу для сердца и очей, воспитывают приемных мальчиков, напрочь забывая о своей родной девочке до 15 годков…
А между тем:

Как часто Таня оставалась одна хозяином своего досуга и желаний! Но только она одна знала, как эта свобода тяготила её. В доме нет, ни сестер, ни братьев. И мамы очень часто нет. Грудь стесняется чувством горьким и нежным, вызывающим слезы на глазах

С главными героями такая кутерьма переживаний.
Филька вызывает восхищение, искреннюю радость и сопереживание своей самоотверженной влюбленностью, невиданной сообразительностью:

"Если человек остается один, он рискует попасть на плохую дорогу», – подумал Филька, оставшись совершенно один на пустынной улице, по которой обычно возвращался вместе с Таней из школы

Коля – недоумение. Словно основная его задача – подчинить Таню своей воле, эмоционально поработить. Как разнятся характеры мальчиков заметно на примере занятий в литературном кружке.
Филька: «И мало-мало есть, – говорил он, – и худо есть, и шибко хорошо».
«Коля же всегда критиковал бесстрастно, жестоко и сам ничего не писал: он боялся написать плохо».
Танин отец раздражает своей эмоциональной тупостью: не пощадил чувств, оставленной им женщины, приехал сыпать соль на рану, бередить своим присутствием, вынудил-таки бывшую семью, бросив всё, уехать с насиженного места. Козел, да и только! Весьма реалистично. Позабавил сон Татьяны с Гоголем.
Всегда найдется такой мерзкий Аристарх, который считает, что «лучше перебдеть, чем недобдеть»
А вот образы матери и учительницы показались несколько чрезмерно идеалистичными, возвышенными и правильными. Мать почти святая.
Учительнице, Александре Ивановне, бесконечно дорог каждый ученик:

А учительница потихоньку побрела к крыльцу и, пока шла, всё время думала о Тане. Как часто застаёт она её в последнее время и печальной и рассеянной, и все же каждый шаг её исполнен красоты. Может быть, в самом деле любовь скользнула своим тихим дыханием по её лицу?

Она поднялась на кафедру и тотчас же сошла с нее.
«Ибо, – подумала она, – если четыре крашенные доски могут возвысить человека над другими, то этот мир ничего не стоит».
И, тщательно обойдя кафедру, она приблизилась к ученикам настолько, что между ними и ею уже не было никаких преград, кроме собственных недостатков каждого

Всё это прекрасно для книги, но несколько нежизнеспособно.
Если повесть, пробуждает такой вихрь воспоминаний, мыслей и чувств, то она априори не может быть плохой.
И по традиции несколько цитат, которые вместо тысячи слов:

И дерево можно считать существом вполне разумным, если оно улыбается тебе весной, когда одето листьями, если оно говорит тебе: «Здравствуй», когда ты по утрам приходишь в свой класс и садишься на своё место у окна. И ты тоже невольно говоришь ему: «Здравствуй», хотя оно стоит за окном на заднем дворе, где сваливают для школы дрова

Кончилось детство! Как это случилось? И кто мог бы им это сказать? Ни песок, ни лес, ни камни, бывшие с ним всегда. Только родная река их одна убегала всё дальше к восходу, струилась меж темных гор. И там, в незримой дали, вставала перед ними иная, волшебная страна, простирался светлый край.
И, обнявшись, они неотступно смотрели все в одну и ту же сторону, не назад, а вперед, потому что у них ещё не было воспоминаний

Р.S: «Писатель Фраерман неотделим от человека. И человек неотделим от писателя. Литература призвана создавать прекрасного человека, и к этому высокому делу Фраерман приложил свою умелую и добрую руку. Он щедро отдает свой талант величайшей задаче для каждого из нас – созданию счастливого и разумного человеческого общества».

Константин Паустовский.