4 Лунный Исход

Всем противникам фантастики
Почему я отказываю противникам фантастики в праве считать фантастику «низким» или «развлекательным» жанром? (Под фантастикой я понимая и научную фантастику (НФ), и фэнтези). Дело в вульгарном материализме сторонников подобной точки зрения. Они кричат «что за уши у этого, как его, эльфа? Ну куда такие уши», и это мешает им увидеть за данными ушами нечто большее. Ум это возможность абстрагироваться: от своего непосредственного опыта, от знания, от желаний, и посмотреть на объект без всего этого, вооружившись лишь бездушным инструментом, под названием «метод». Люди, которые за жанром не могут увидеть проблематику, которую поднимает произведение, на мой взгляд — не то чтоб не умны, но слишком сильно приземлены.

Такая нефантастическая фантастика
В те далёкие годы, когда я учил математическую статистику и эконометрику, мне в голову врезался термин «фиктивная переменная». Иногда мы вводим эту фиктивную переменную в модель для учёта влияние какого-либо качественного признака на объясняемую переменную. Мы как-бы тыкаем «фиктивной» палочкой исследуемый объект, и смотрим, как он изменяется под воздействием инструмента, который мы хорошо знаем. Фантастика и есть инструмент познания мира — та самая фиктивная переменная. Мы берём пинцетом изучаемые объекты и сажаем их в новые, заранее заданные условия, наблюдая, как они себя поведут. И в этом смысле нет абсолютно никакой разницы между НФ и фэнтези — всё это разные проявления одного и того же инструмента.
Фантастика становится интересно тогда, когда она подчинена некоей внутренней логике. Изменения, которые произойдут с миром через 1000 лет, это изменения объяснимые. Качество причинно-следственных связей, объясняющих эти изменения, и зададут планку для фантастики, сделают её качественной или нет. Исторической достоверности в книгах Джорджа Мартина ничуть не меньше, а может даже и больше, чем в Войне и мира Толстого. Притом, что и Войну и мир тоже можно счесть фантастикой — персонажей, вокруг которых крутится повествование, на самом деле не было, а то что были Наполеон и Кутузов — так и в НФ есть законы физики, которые не дают совсем оторваться от реальности. Почему мы позволяем одному повествованию быть классикой, а другому — только развлекательной литературой? Ответ кроется в формировании модели мира. Каждое произведение даёт определённое видение описываемого вымышленного мира — реальный мир вообще невозможно описать ввиду того, что ничто не может воспринять его во всей полноте, иначе оно само и станет реальным миром — но фантастика просто идёт по этому пути несколько дальше. Более того, фантастика с самого начала декларирует себя как условность — и это делает её, жанрово, значительно честнее, чем т.н. «реалистичная» литература, которая обманывает хотя бы тем, что обещает реализм, который невозможен.

Фантастика как вид моделирования
Итак, фантастическая литература есть просто вид моделирования — что мы будем моделировать, какие аксиомы мы положим в основу мира, а какие сочтем необходимым игнорировать — и определит постановку эксперимента. А дальше мы даём карты в руки автору — и смотрим как он работает. Можно ли доверять автору моделирование каких-то общих закономерностей, если сам он субъективен? Автор же не учёный — как можно ему доверять? Ответ простой — а как мы доверяем человеку, который анализирует нашу кровь, что он не перепутал пробирки и не лапал пипетку грязными руками? Правильно, никак. Наука развивается людьми — люди совершают ошибки. И данный печальный факт никогда не повод отказываться от научной деятельности как таковой.

О фантастике
Я — фанат фантастики. О своей любви к этому жанру я писал много раз. Золотой век фантастики для меня — 70-е. Именно тогда образовалась блистательная плеяда, в которую входили Роберт Шекли, Роджер Желязны, Гарри Гаррисон и пр., которая:
1. Могла представить своё гармоничное видение мира не оглядываясь, ежесекундно, на нашу бренную землю;
2. На основе своего видения достоверно провести эксперимент с «фантастическим моделированием», и выдать результаты, которые стоит взять во внимание;
3. Сделать это литературно качественно и просто увлекательно.
С позиции данных критериев и я пытаюсь судить попадающуюся мне в руки фантастику.

Фантастика до фантастики
Перед нами достаточно редкий пример «фантастики до фантастики». Да, пушка Жюль Верна уже стреляла в Луну, но треножники Герберта Уэллса ещё не начали истреблять человечество, а Ктулху мирно посапывает на дне Тихого океана. И вот из Польши на луну несётся даже не ракета, какая ещё ракета в то время, а снаряд, возвещая человечеству начало новой эры — эры открытого освоения вселенной человеческой мыслью и фантазией. Вселенную осваивать приходится, конечно, с луны.
Не совсем понятно, что требовать от этой книги, если это самый что на на есть «прародитель» жанра, пусть и слегка боковая ветвь? Это не гений уровня Марка Твена, которая пишет хронофантастику «Янки из Коннектикута», и она настолько хорошо сделана, что её не отличают от классики литературы. Чёрт, даже Эдмонду Гамильтону я предъявлял, что его фантастика очень наивна — а ведь он же творил на 50 лет позже автора. Нет, это фантастика Томаса Мора или Томмазо Кампанеллы — это тот самый случай, когда автор выбирает фантастику только как оболочку, пряча внутри неё социальные идеи. Наивный автор даже ещё не предполагает, что фантастическая форма, метод фантастики вещь куда более интересная и важная, чем то преимущественно наивное содержание, которое автор вкладывает. Автор сделал одноразовую оболочку из алмазов, чтоб положить туда давно всем известную мораль, и давно уже читанную-перечитанную историю. В результате драгоценная скорлупа выбрасывается, а ядро остаётся. Ядром повествования для польского автора является, конечно, Библия.

Моисей на Луне
Автор — поляк, живший на рубеже XIX и XX веков — это нельзя забывать. В Польше религиозная компонента как в обществе в целом, так и в воспитании в частности — чрезвычайно сильна. Польша до сих пор считается одной из самых христианских стран Европы. Поэтому автор изначально варится в достаточно концентрированном растворе, и этот раствор не мог не вылиться на страницы его произведения.
Исход — как пилигримы незнамо зачем группа людей летит на Луну. Летит, по сути, в никуда — их позвал пророк, которому, как и Моисею, не суждено увидеть Землю Обетованную. И пусть несколько тысяч евреев редуцировались да маленькой группки людей — сути это не меняет. Это история библейского Исхода. Интерес здесь, конечно, представляет колорит данного, давно у всех навязшего в зубах повествования. Для молодого автора, которому на момент написания было около 26 лет, тема секса была едва ли не основной — очень много страниц посвящено метаниям героев, кто же продолжит человеческий род на луне, как будем делить единственную партнершу, которая сердце своё уже отдала — и не нашим героям, и пр. Ну и по накатанной — дети Ноя, Каин убивает Авеля, «пойдешь во услужение мужу своему», и пр.
Что по-настоящему хорошо удалось автору — выразить то омерзение, которое человек «с Земли» испытывает к своим «лунным» детям. Это действительно очень похоже на то омерзение, какое Бог испытывает при взгляде на свои творения (сделанные по его же образу и подобию — оттого особенно мерзко. Чужое подобие еще бы примирило бы с мыслью о мерзости этих карликов, ну так это ж своё). Они тупы, слабы, они не слушают тебя, а даже если слушают — не понимают. То, что ты говоришь, они трактуют так, как им хочется. И даже твою книгу они перетолкуют как им удобно. Библейские рельсы везут нас к кульминации — обещанию возвращения ушедшего от своих детей бога. На этом мы и оставляем первый том со смесью горечи и грусти.

Третий и второй?
Издатели подложили нам свинью, перемешав тома — а именно место второго тома занял третий, и наоборот. Когда я прочитал всё, признаться, недоумевал — как-то странно всё получилось, и лишь проанализировав годы издания и написания я понял, в чём тут хитрость — хитрость издателей. Поэтому начнём с третьего тома по изданию, и со второго тома по хронологии.

Да Придёт Спаситель
Спаситель пришёл, и внезапно выяснилось, что мнение «спасаемых» о своём спасителе были чрезвычайно завышены. Ну т.е. перед нами Новый Завет, с очень ярким нотками антисемитизма, который в Европе до Третьего Рейха был очень даже в ходу. Сюжет пересказывать смысла нет — его знает любой, читавший Новый Завет. Тут тебе и искушение Сатаной, тут тебе и «Я умываю руки», тут тебе и «Нет пророка в своём отечестве», тут тебе и «Сошествие во ад» — только лишь в обёртке из шергов и выворотней.
Надо сказать, что ко второму тому автор чрезвычайно сильно набрал в писательском мастерстве — это уже не труд молодого автора, а труд вполне себе крепкого фантаста с религиозно-приключенческим уклоном. Уныние и безысходность первого тома изменили свой сорт с мрачно-депрессивного на маниакальный. В целом, это самая интересная часть трилогии, конец которой вам и так известен.

Спин-офф или В Царстве Антихриста
Самым интересным, конечно, является третий том (в хронологии составителя сборник — второй). Это Спин-офф, где всё повествование крутится вокруг Древней Земли и двух селенитов, оказавшихся на ней. Здесь мы видим что писательский талант автора расцвел на полную катушку, да вот беда — закончился его библейский материал. И выяснилось, что писать автору особо не о чем. Вялые уколы от евреев перешли на арабов, очень невразумительные технические инновации, основанные на том, что авторы уже могу видеть в начале своего ХХ века, и не более. История распадается на два пласта, из которых первый скорее юмористический, а второй настолько любовно-философско-невразумительный, что начинаешь скучать по библейскому пересказу. В результате это просто приключенческая фантастика, но до уровня первого или второго (т.е. третьего в издании) она явно не дотягивает. Лишь Буддизм немного добавляет красок в повествование — но здесь он изображен именно как антихристианское течение. Антихристианское течение антихристианского мира Соединённых Штатов Европы с Польшей в центре — вот как видит будущее польский фантаст. Завидую.

Женщины
Одним из важнейших маркеров при работе с неизвестным писателем для меня всегда выступает та роль, которую он отводит женщинам. Вообще, женщина в повествовании всегда лакмусовая бумажка, позволяя выяснить, кто перед нами. Здесь долго выяснять не надо — женщина для автора это носитель скверны.
Начиная от негативной роли первой женщины Луны (а её роль действительно самая негативная — мужчина, в концепции автора, просто невольник своей физиологии, женщина же манипулирует и действует весьма осознанно), её воспитания «нового поколения», продолжая ролью певицы и заканчивая лже-Магдалиной из Победоносца. Роль женщины в повествовании традиционно негативная, причем это общая «маска» для всех персонажей-женщин. По большому счёту, это христианское отношение к женщине (культ Девы Марии начинает распространяться достаточно поздно), но на дворе то у автора уже ХХ век — неужели и через 700 лет вопрос беспрекословного подчинения женщины мужчине должен стоять настолько остро? Странная модель, если честно.

Перед нами не образец фантастики. Если б вы спросили прочитать что-то у меня на эту же тему — я бы посоветовал Князя Света Желязны — и по уровню проработке, и по охвату, и по драме это произведение на несколько голов выше трилогии Жулавского. Но вот беда — Жулавский не писатель-фантаст как таковой, он прародитель жанра. Да, он использует фантастическую оболочку, но для него это именно оболочка — он не понимает её ценности. Поэтому и судить его по фантастической мерке нельзя. По крайней мере по полной мерке. (мы же не будем судить его за то, что у автора вполне себе кислород может существовать на Луне, а вот атмосферы там нет. Ну или она есть, но только в отдельных местах)
Произведению я бы поставил 3,5 (а значит округляем до 4 — всегда в пользу автора), и дело даже не в языке и не в аллюзиях на Библию — автору категорически не хватило умения «фантастического моделирования». Все что он смог — это просто повторить уже известную модель из Библии, но перенести её на луну, чтоб камнями не побили. Исход произошёл, и этот исход пусть и не так далек от нас, как библейский Исход, но это путь по которому мы уже прошли. Впереди столько тропинок, которых нет, а нам предлагают идти по магистрали. Лучше я по ней проедусь, а гулять буду по совсем иным тропинкам.