5 "...Мы всего лишь сборище никчемных Кристоферов Робинов"

Обычно я пишу рецензии сразу после прочтения книги, но с Элизабет Боуэн так не получилось. Даже спустя несколько дней я ловила себя на том, что постоянно думаю об этом романе, пытаюсь понять героев, проанализировать их поступки. И это весьма непростая задача, поскольку ещё ни в одной книге характеры персонажей не были прописаны столь неуловимо, будто сквозь тонкую дымку. Они не хороши и не плохи, они обычные люди со своими мыслями и своими причинами совершать те или иные поступки.
Несказанное удовольствие я получила от стиля Боуэн, её манеры упоминать о чём-то вскользь, едва заметным штрихом. Приведу пример.
Вот Порция беседует с майором Бруттом, он рассказывает ей о своём знакомом Роберте Пиджене, в которого когда-то была влюблена золовка Порции, Анна. Хотя, почему "была влюблена"? Она любит его до сих пор. И несмотря на то, что Боуэн ни слова не пишет о чувствах Анны (ведь она замужем за братом Порции, и у неё всё так, как "должно быть"), у меня не осталось на этот счёт никаких сомнений после одной, оброненной Анной фразы. Порция задаёт майору Брутту вопрос о Пиджене:

- Он был тяжело ранен? - спросила Порция.
- В плечо, - ответила Анна, отчётливо припомнив ямку шрама.

Сказать так (наверняка глядя при этом "в себя") можно только о человеке, который до сих пор живёт в сердце, и отсутствие которого рядом ты постоянно пытаешься заглушить общением с другими людьми, абсолютно далёкими, но худо-бедно развлекающими тебя. Для Анны такими стали Сент-Квентин и Эдди.
Сент-Квентин - друг семьи Квейнов, Анны и её супруга Томаса. Он писатель, который, по его же словам, пишет о том, что никогда с людьми не происходило и не произойдёт. Он посещает Квейнов, "будто призрак, знавший когда-то цену доброму супружеству".

Поскольку его имя было хорошо известно, в гостиные он входил с видом человека, который уже знает, что может попасть в положение, глубоко противное его природе, - ведь с писателем многие хотят быть накоротке, а Сент-Квентин, если не считать снисходительной доброты, достававшейся Анне и ещё паре друзей, презирал всяческую близость, потому что до сих пор она не принесла ему ничего, кроме боли. И поэтому, боясь стать уязвимым, он вечно куда-то торопился, был до обидного уклончив, понимал всё превратно.

Эдди работает в рекламном агентстве Томаса Квейна, он привлекателен, язвителен и умён. У него тридцать шесть галстуков, он привык быть в центре внимания, и он очень не любит, когда над ним смеются, поэтому, как пишет Порция в своём дневнике, "притворяется, что хочет, чтобы над ним смеялись". А вот как Сент-Квентин характеризует Эдди:

"Чтобы закатывать истерики на публике, нужна дерзость, а дерзости нашему Эдди не занимать. Но чтобы их не закатывать, нужно мужество, и вот мужества ему как раз недостаёт. В противном случае он давно бы перестал быть у Анны на содержании."

А что же супруг Анны, Томас? Всё свободное время он проводит в своём кабинете, в котором "никогда не работает, но усиленно отдыхает".

В это время по вечерам он хотел только одного - чтобы лицо обмякло до пустых линий. А когда кто-то сидел с ним рядом, ему казалось, будто он обязательно должен что-то из себя представлять, нацепить какое-нибудь выражение.

Ему неприятны постоянные гости Анны, но он любит свою жену и послушно ждёт, когда же разойдутся все приглашённые.
А Порция просто смотрит на их жизнь глазами шестнадцатилетней девушки, стоящей на пороге взрослого мира.

Порция уже давно привыкла не глядеть ни на кого подолгу. Такие глаза, как у неё, нигде не встречали привета и, замечая, какую тревогу они вызывают, привыкли к застенчивости. Такие глаза вечно отводят или скромно опускают, самое большое, на что они осмеливаются - смотреть в одну точку, из-за этой их бездомной наготы такие глаза кажутся фанатичными. Они могут пробудить чувства, они могут оскорбить, но они никого не могут вызвать на разговор. С такими глазами чаще всего встречаешься, - а точнее, стараешься не встречаться взглядом - на детских лицах, но никогда не знаешь, что же потом сталось с этими детьми.

И к Эдди, "этому крысёнышу", как называет его в сердцах Томас, Порцию тянет просто потому, что он единственный из всех видит в ней человека. Для него она не является чем-то лишним и скучным (как для Анны), не маячит перед глазами постоянным напоминанием о "моральном падении" собственного отца (как для Томаса). Эдди честно признаётся Порции, что она ему не нужна ("для тебя у меня нет места"), ему нужно только то, что она ему даёт. И в общении с ней он бывает то жесток, то по-детски трогателен:

Взяв Порцию за руку, он сжал её пальцы.
- Какие славные, - заметил он, - будто выводок слабеньких мышат.

Этот роман, словно волна, медленно накрывает читающего с головой, а потом постепенно отступает. И почему-то после прочтения хочется посмотреть на себя в зеркало, поскольку остаётся стойкое ощущение какой-то произошедшей в тебе перемены. Ведь в конце концов, все мы просто люди, и каждому, как Анне, хочется, в принципе, немногого:

"Я бы безумно, безумно хотела, чтобы ко мне относились с искренним чувством, и в то же время хотела бы, чтобы меня оставили в покое. Хотела бы, чтобы меня спрашивали о том, как я себя чувствую, и очень, очень хотела бы, чтобы меня принимали такой, какая я есть..."