5

«Часто думал я об этом ужасном семейственном романе…» - этим эпиграфом из Пушкина начинается книга, названная другой пушкинской строкой - «Замыслил я побег…».
Одно из последних произведений Юрия Полякова – это действительно попытка семейного романа, попытка «изображения истории домашним образом», которому автор «Капитанской дочки» учился еще у Вальтера Скотта.
Формально действие романа отнесено к 70-90 гг., но благодаря введению в повествование воспоминаний главного героя о его бабушке, дедушке, других родственниках, охваченным оказывается весь XX в. «Замыслил я побег…» - это, на наш взгляд, достаточно честная и не тронутая молью коньюктурности попытка разобраться в перипетиях новейшей российской истории. Это, безусловно, не самое лучшее произведение писателя (оно уступает «Козленку в молоке» в искрометном, подчас хулиганском юморе и неожиданности сюжетных коллизий, уступает «Апофегею» и «Небу падших» в авантюрности и какой-то внутренней легкости, которую очень трудно выразить словами и которую тут же чувствует читатель), но это, как кажется, наиболее масштабное и значительное произведение автора по замыслу и исполнению.
«Замыслил я побег…» - это прогулка по XX в., репрезентированная в русле классической литературной традиции.
В фамилии главного героя, как в капле, отразилась и эпоха, и литературная мифология. Олег Трудович Башмаков – это и более грубая форма Акакия Акакиевича Башмачкина, уже не столько маленького человека (ласкательно-уменьшительное «башмачок» заменяется на нейтральное «башмак»), сколько среднего человека, обычного, такого, как все. Имя Олег, кажется, вполне традиционно и не является носителем каких-то ярких коннотаций, однако не стоит забывать, что происходит оно сканд. Hйlgi, что значит - «святой». Самое смешное в этом сочетании, отчество, дань веку, а вернее 30-м годам, когда родился отец Олега Трудовича и когда модно было давать детям всяческие необыкновенные имена: Баррикада, Октябрина, Тинч – Техника, Искусство, Наука, Человек, Владлен – Владимир Ленин.
Конечно, человек с таким отчеством, живущий в стране с культом труда, не мог не вызывать двоякого отношения. В 80-е годы оно уже могло быть только ироничным. «Эй ты, Тунеядыч» - подшучивает над Башмаковым жена.
Отношения с женой – это, кстати, основная интрига романа. С женой и, конечно же, любовницей. Ведь роман о побеге.
«Вета подперла ладонью щеку и уставилась на Башмакова с таким обожанием, что он даже застеснялся вскочившего на щеке прыщика.
– Олешек, знаешь, мне кажется, лучше все-таки ей сказать, а то как-то нечестно получается. Если ты все объяснишь, она тебя отпустит. Ведь ты сам говоришь – между вами уже ничего нет.
– А если не отпустит?
– Тогда мы убежим. А потом ты ей с Кипра напишешь письмо.
– Как будет «побег» по-английски?
– А вы разве еще не проходили? «Escape». «Побег» будет «escape»…
– Значит, «беглец» будет «искейпер»? Нет, лучше – «эскейпер». Это как «эсквайр»…
– «Эскейпер»? Такого слова, кажется, нет… – она нахмурилась, припоминая. – Точно нет. «Беглец» будет «runaway».
– Жалко.
– Чего жалко?
– Что нет такого слова – «эскейпер». Представляешь, тебя спрашивают: «Вы беглец?» А ты отвечаешь: «Нет, я – эскейпер!»
– Не забудь, «эскейпер», – она чмокнула его в щеку, – мы улетаем в понедельник вечером!»
Однако вся драма эскейпера в том, что побег его никогда не состоится. То ли сил не хватает, то ли совести – сложно сказать.
Юрий Поляков отразил в романе наитипичнейшую ситуацию, названную им «треугольная жизнь»: муж, жена, кризис среднего возраста, ощущение уходящей (а на самом-то деле давно ушедшей) молодости, стремление начать «сначальную» жизнь, и, как следствие, другая женщина, а вернее, девушка – юная, в чем-то наивная, привлекательная…
Автор книги неоднократно говорил в своих интервью, что его очень волнует кризис семьи, так сильно, сильнее, чем на Западе, затронувший именно российское общество. Не в последнюю очередь он связан с глобальными социальными и гендерными изменениями, произошедшими в России в связи с Перестройкой. В этом романе поднимаются именно эти, злободневные вопросы: развод, сдвиг в сторону матриархата в нашем обществе, усталость супругов друг от друга на фоне сексуальной раскрепощенности социума; а также те темы, которые принято называть вечными: взаимоотношения отцов и детей, конфликт чувства и долга, проблема любви как любви романтической или же гоголевской «привычки», привязанности.
Герой Полякова движется вместе с эпохой, то поднимаясь, то опускаясь вниз по общественной лестнице. Чиновник средней руки советской эпохи, он, когда все привычное рушится прямо на глазах во время Перестройки, не может сориентироваться, найти свое место в новой жизни и ложится на диван, пока его жена, учительница литературы, худо-бедно пытается прокормить семью… И есть в этом лежании и в этом диване что-то, вызывающее стойкие ассоциации с Ильей Ильичем Обломовым. Но роман требует движения, и лежание заканчивается, герой становится челноком, а затем банковским служащим…
И все же по натуре Башмаков чрезвычайно близок именно Обломову с его мягкостью, терпимостью, добротой и абсолютной неспособностью принимать какие бы то ни было серьезные решения. И тут позабытая семантика имени «Олег» - «святой» оказывается, как ни странно, достаточно актуальной…
Башмаков, конечно, не праведник, праведничество предполагает самоограничение, мужество, внутреннюю силу, он же только непротивленец, из тех мягких, податливых русских мужиков, из которых получаются посредственные мужья, но вполне неплохие отцы и люди.
Башмаков – Обломов поколения Юрия Полякова, и как у всякого Обломова, у него есть свой Штольц. Это его коллега, «джинсовый интеллигент» и вечный диссидент Каракозин, по прозвищу Рыцарь Джедай. И прозвище, и фамилия очень характерны. И если прозвище отсылает нас к «Звездным войнам» с их фантастической героикой, то Каракозин звучит до боли похоже на фамилию неудачного цареубийцы Дмитрия Каракозова, русского революционера-террориста, повешенного за покушение на Александра II. Каракозин – такой же бунтарь и в конечном счете такой же неудачник, потому как историческая правда оказывается не за ними. Как признается сам Рыцарь Джедай, он часть той силы, что вечно хочет блага, но совершает зло. Это настоящий революционный романтик, изображенный Поляковым достаточно критически.
Проблема выбора, побега, поступка разрешается в романе диалектически. Можно принимать решение – и все время ошибаться. А можно не принимать его, быть эскейпером – и во всяком случае не творить зла больше неизбежного.
В заключение хочется добавить еще несколько слов о литературной традиции, на которую ориентировался автор. По его словам, он отталкивался от семейной саги, как жанра получившего реализацию в творчестве Голсуорси («Сага о Форсайтах»), Шолохова («Тихий Дон»), Горького («Жизнь Клима Самгина»), а также от традиции изображения амбивалентного героя в книгах Юрия Трифонова («Обмен», «Дом на набережной»), Вампилова («Утиная охота»).