4 Гадание по внутренностям слов

Казахстан, ты огромен —
пять Франций —
без Лувров, Монмартров —
уместились в тебе все Бастилии
грешных столиц.
Ты огромной каторгой
плавал на маленькой карте.
Мы, казахи, на этой каторге родились.

"Ты читаешь этого националиста?" В Казахстане восемьдесят седьмого вопрос звучал почти как если бы в сегодняшней России спросили: "Ты что, читаешь "Майн Кампф"?" И я отложила Сулейменова на многие годы, при упоминании о нем отделываясь фразой о том, что слово "секс" считает казахским по происхождению, потому что "сегез" по-казахски восемь, а это дело похоже на восьмерку - странный, правда? Дома был томик «Определения берега» , но знакомство со стихами Олжаса Омаровича началось не с него. У подруги в песеннике (тетрадки, куда девочки переписывали тексты популярных песен, вклеивали красивые картинки, писали друг другу пожелания, вроде "Что пожелать тебе, не знаю. Ты только начинаешь жить. Но от души тебе желаю. С хорошим мальчиком дружить", туда иногда попадали избранные стихотворения, вроде "Баллады о прокуренном вагоне" или есенинского "Утром в ржаном закуте").

Так вот, у подруги в песеннике прочла стихотворение "Волчата". Мы, тогдашние, не утруждали себя указанием авторства, но узнать не составило труда. Оно так запало в память, что персказала бабуле. - Так это Сулейменов, - говорит, - Наш казахский классик. И подсовывает "Определение берега", в котором, вы догадываетесь, ни картинок, ни разговоров. Совсем не то чтение, которое могло бы вдохновить девочку лет десяти. Однако меня к нему влекло, должно быть по закону притяжения, каким всякое подобие стремится к подобию и в семнадцать для книги пришло время. Тогда оно закончилось, едва начавшись - после событий декабря восемьдесят шестого чтение казахского националиста не добавляло социального статуса.

Его судьба похожа на судьбы Льва Гумилева и Василия Аксенова. И Трифонова, и Нагибина. Сын репрессированного, позже расстрелянного офицера, выросший с клеймом сына врага народа, но сумевший одолеть неодолимое, стать классиком литературы в стране, которая по всему должна была бы растоптать. После школы поступил в КазГУ (а это самый статусный вуз республики, на минуточку) на Геологоразведочный. Закончил, совмещая последние курсы с работой в экспедициях и... поступил в Московский Литинститут. Откуда через два года был отчислен за драку.

Но талант, его ж не спрячешь. Не замажешь, не закрасишь. Именно быстрое перо Сулейменова первым отозвалось на покорение космоса, двенадцатого апреля, в день полета Гагарина номером "Казахстанской Правды" с поэмой "Земля, поклонись человеку" забрасывали с самолетов улицы Алма-Аты и других крупных казахстанских городов, это была известность, подобная шквалу, Сулейменов мгновенно прославился, зазвучал по радио, стихи перепечатывали и переводили на все известные языки. Ну, вы понимаете, попал в обойму. Там по сей день и находится. Пережив обвинения в антисоветскости, помянутом национализме. Постпред Казахстана в ЮНЕСКО, готовит к изданию свой "Большой этимологический словарь 1001 слово", введением к которому и является "Код слова"

Итак, что это? Псевдонаучные измышления поэта, который занимается откровенно не своим делом и путается со своим дилетантизмом под ногами у серьёзных людей или новая жизнь языкознания, которая ознаменуется массовым интересом к проблеме слова: происхождения, значения, трансформации? Не профанного стремления завернуть рыбу в страницы, выдранные из священных манускриптов, но языкотворчества, которое вовлечет в себя неравнодушных людей, любящих язык, питающих к нему интерес. Языкознание не священная корова, преимущественное право на которое раз навсегда закреплено за представителями определённой социальной страты и оставь надежду, всяк... Язык - колодец, из которого пьём мы все, а находить соответствия словам одного в другом, возводить родословную тех, какими ежедневно пользуемся, к шумерам или древним египтянам (грекам, римлянам) невероятно увлекательное и благодарное занятие. Не для всех. Так все ведь и не кинутся. Позвольте нам эти игры, и кто знает, не станут ли они началом новой Касталии, менее зависимой и уязвимой, чем созданная гением Гессе. А значит более жизнеспособной.

Древо нынешнего языкознания и не древо вовсе, а сухой столб без корней. На него можно навесить громкоговорители и светильники, но они не заменят живых плодов. Восстановить систему корней языка, и оживет высохшее растение, которое, по сути, и является древом жизни племени Homo Sapiens.

Источник