4

Самым неоднозначным является отчасти заглавное эссе «Война и положение вещей», в котором Флюссер адаптирует под современного человека совет из стихотворения Гете «Божественное», а именно: «Прав будь, человек, милостив и добр». В начале Флюссер отмечает, насколько далеко человечество ушло от стандартов эпохи Просвещения и указывает на то, что война сегодня является мощнейшим катализатором развития технологий и в частности дизайна во всем мире, и справедливо критикует абсолютных противников войны, которых называет «антидизайнерами» – людьми, неспособными осуществлять ничего, в противоположность дизайнерам. Развивается эссе сопоставлением понятий абсолютной доброты и материальной добротности, которое приводит автора к выводу, что по абсолютным критериям добра и зла разница между стулом и артиллерийской ракетой отсутствует – оба изделия суть дьявол.

Facepalm. yandex.ru/images/

Чтобы объяснить что тут не так – если тут вообще нужны объяснения – из всей биографии Флюссера выделю смерть почти всей его семьи от рук фашистов во время Второй мировой войны, о чем он позже напишет в своей автобиографии, рабочее название у которой было «Свидетельства из бездонной пропасти». Я объясняю именно пережитым ужасом настоящей войны неспособность автора здраво рассудить на эту тему. Вывод, который делает Флюссер слишком необоснован даже для эпатажа. Он шизофренически противоречит остальному эссе и всему развитию европейской культуры, ведь именно в эпоху Просвещения общество выбрало свободомыслие и рационализм, поставив под сомнение церковные догматы и решив познавать мир с помощью разума. В последствии этому рационализму бросили вызов участники немецкого движения «Буря и натиск», к которым и относится сам Гете. В его стихотворении «Божественное», послужившем отправной точкой для эссе Флюссера есть и такие строки:

Безразлична
Природа-мать.
Равно светит солнце
На зло и благо,
И для злодея
Блещут, как для лучшего,
Месяц и звезды.

Уже в двадцатом веке издали Сборник «Кары» Франца Кафки, роман Вирджинии Вульф «Миссис Дэллоуэй» и ее предсмертное письмо мужу. Наконец, прямо перед Второй мировой войной вышел роман Далтона Трамбо «Джонни взял ружьё», знаменитый сегодня после его экранизации автором и вдохновленной ею песни «One» группы Metallica. Все эти знаковые культурные события не должны и не могли быть незамеченными Флюссером. Из них, также как из первой части эссе «Война и положение вещей», явно следует, что абсолютное добро и зло присутствуют в природе и таком ее порождении, как человеческий разум, неразделимо друг от друга. Более того, понятия категориальных добра и зла из христианских догматов утратили всякий смысл, потому что в каждом предмете, событии и в его контексте то, что в одном аспекте характеризуется как добро, в другом аспекте обычно оказывается злом.

Дизайн – профессия сугубо прикладная, в отличие от поэзии или теоретической физики например. Сам Флюссер обращал внимание читателя на то, что и у его эссе есть дизайн – продуманная с определенной целью структура. В случае с эссе «Война и положение вещей» понять эту цель невозможно. Чтобы все дизайнеры почувствовали себя абсолютным злом? Какая в этом может быть польза?

Одним из всемирно известных финских продуктов XX века является материнский пакет — набор вещей, необходимых для ухода за ребёнком, который в Финляндии предлагается каждой женщине перед тем, как она родит ребёнка. Специалисты отмечают, что благодаря этой коробке Финляндии удалось добиться высоких результатов в снижении младенческой смертности, и теперь и другие страны рассматривают возможность введения аналогичных коробок. Так вот по Флюссеру дизайнер этого набора по завершении своей работы над ним видимо должен был зловеще расхохотаться на фоне полночных раскатов грома, видных из окна его готического особняка. А дизайнеры упаковок шоколадных конфет должны злобно хихикать, потирая ладони, каждый раз, когда сдают новый макет. Так что ли? Те современные моральные требования к дизайнерам, которые Виллем Флюссер называет «теологическими спекуляциями мрачного средневековья» на самом деле продукты современной мысли, учитывающей всю абсурдную противоречивость мира и человека. Критиковать их конечно имеет смысл, но только не с помощью безнадежно устаревших этических понятий.

Если читатель после этого не усомнится в ценности трудов Флюссера и продолжит чтение, то эти мысли удачно разовьются в эссе «Существует ли этика промышленного дизайна?» – актуальное и в высшей степени злободневное по сей день. Но помимо исследования темы войны, если не в большей степени, Флюссер известен так теоретик современных медиа. Его эссе на эту тему наиболее захватывающие и поразительные, в особенности «Ответный удар», «Почему пишущие машинки так громко стучат», «Взгляд дизайнера», «Не-вещь I» и «Не-вещь II». О вещах Флюссер рассуждает поразительно широко и нетривиально. Один из его основных тезисов: «Рассмотрение любого предмета из нашего окружения способно выявить аспекты человеческого бытия». И те аспекты, которые он выявляет в сочинениях «Ковры», «Горшки» и завершающем сборник «Колеса» поражают воображение своим сочетанием точности с поэтичностью. Чтобы вы поняли, о чем я, приведу отрывок эссе «Ответный удар», набранный издательством на обороте книги:

Таким образом, перед нами встает проблема дизайна: какой должна быть машина, чтобы ее ответный удар не пришелся по больному месту? Или еще лучше: чтобы он пришелся нам на пользу? Какими должны быть каменные шакалы, чтобы, с одной стороны, они не разорвали нас, и, с другой стороны, чтобы мы сами не принялись вести себя подобно шакалам? Все говорит само за себя: мы можем создать такой проект каменного шакала, что он будет лизать нас вместо того, чтобы кусать. Но хотим ли мы в действительности, чтобы нас облизывали? Это очень сложные вопросы, потому как в реальности никто не знает, как должно быть. Но ими необходимо задаваться, прежде чем приняться за создание шакалов (или клонирование моллюсков, или синтез бактерий). И сами эти вопросы куда интереснее, чем будущие каменные шакалы или суперлюди. Готов ли дизайнер ими задаваться?

И это еще не все! В сборнике есть и теологические сочинения «Дизайн как богословие» и «Подводная лодка». В первом автор предлагает увидеть нам разницу в религиозных парадигмах востока и запада, проанализировав дизайн японского портативного радио – предмета с западными корнями, воплощенного в восточной стране. Во втором он рассказывает о подводной лодке и ее экипаже из 17-и человек, решившем поработить мир с помощью ядерных технологий. Исторического подтверждения этих событий я не нашел, но так даже интереснее! То, как Флюссер раскрывает эту идею и к чему он в итоге приходит в этом эссе напоминает мне о таких пост-модернистских рассказах Борхеса, как «Вавилонская библиотека». Есть также и рассуждения об архитектуре и градостроительстве, как метафорические, вроде «Голые стены» и «Дыр, как в швейцарском сыре», так и вполне буквальные, вроде «Бразилиа» (об одноименном городе) и «Городская планировка» – вне всякого сомнения ценные как для архитекторов, так и для политологов, социологов и культурологов.

Если вы еще сомневаетесь, читать или нет, то Коммерсантъ опубликовал больше отрывков из книги. Если вы дочитали аж до сюда – спасибо за внимание и приятного чтения Флюссера!