3.5 "Кто хочет быть ангелом, обернётся чудовищем".

Эту фразу в уста Зигмунда Фрейда вложил автор.
***
Я люблю альтернативную историю. Стоит изменить какой-нибудь на первый взгляд малозначимый фактор или ввести в прошедшую реальность нового рядового персонажа, мировая история меняется, сопротивляясь эффекту бабочки или подстраиваясь под него.
Что бы было, если бы Адольфа Г приняли в венскую академию Художеств? По каким рельсам бы покатился вагон европейской истории, если из неё убрать лишь одного наглого крикуна? Сделал ли Гитлер себя сам, или его сделали промышленники и зашоренные расовой теорией аристократы? Интересная задумка, не правда ли?
Шмитт параллельно описывает истории жизней поступившего в академию Адольфа Г и не принятого туда же Гитлера. Сперва повествование разгоняется медленно. Вся первая часть книги - с октября по рождество 1908 года в Вене.
Шмитт издевается над обоими недохудожниками, всячески унижая и высмеивая их.
19-летний Адольф Г падает в обморок от созерцания тела натурщицы, чем забавляет всю академию. На уроки обнаженной натуры сбегаются все профессора и ученики, чтобы поглазеть на представление. Мясник заказывает Адольфу вывеску для своей лавки. После пятидневной работы впроголодь в тесном помещении в соседстве с разлагающимися частями туш разных животных, человеческие тела видятся художнику набитыми в кожу сосисками. Никогда не думала, что буду ржать над книгой о Гитлере.
19-летний Гитлер ещё не антисемит, рьяно защищает знакомых евреев и брезгливо отбрасывает попавшийся на вокзале арийский журнал "Астара". Квартирная хозяйка выгоняет его за неуплату, а у другой экзальтированной вдовы Гитлер попадает на воскресную вечеринку извращенцев и блюёт на манишку белокурого Вернера. Я предполагала, что некоторые эпизоды будут кривить моё лицо в брезгливую гримасу, но такого не ожидала.
Адольф Г осознаёт свои проблемы и по рекомендации доктора Блоха посещает несколько сеансов у Зигмунда Фрейда. Стиль Шмитта чем-то похож на Ирвина Ялома в "Когда Ницше плакал". В обеих историях вЕнцы и вЕнки какие-то озабоченные. Причём и высшие слои, и обыватели_лавочники_бюргеры_вдовы, и выброшенные обществом бродяги вместе с разнонациональными наёмными строителями. Необразованный Адольф Г не может запомнить сложные греческие термины длиннее четырёх слогов. Постоянно сосущий гаванские сигары коротышка-"психоаналист" задаёт Адольфу вспомнить и пересказать сон. Адольф утверждает, что снов не помнит. Пока он вспоминает, герр Зигмунд, проанализируйте моё нежелание писать Гитлера и прочую нацистскую верхушку на Г с заглавной буквы. Каждый раз себя одёргиваю. Я тоже снов особо не помню, но в кошмарах мне всегда видится дорога. Причём иногда неизвестно место назначения, иногда маршрут очень уж странный или нелеп выбор транспорта, иногда весь сон я пытаюсь выяснить, с кем я еду и куда. Кошмарная безопорная неопределенность между здесь и там, вечные грани и границы существования в нигде... Эротических снов Адольфа я вам пересказывать не буду, сами найдёте, коли пожелаете. В общем, Фрейд истолковал ему все образы и помог разобраться с несчастным детством, эдиповым комплексом и чувством вины в смерти матери. Получился классический случай для психоанализа.

Дальше жизни Адольфа и Гитлера расходятся всё больше и больше. На Первую Мировую они уходят одновременно, но отношение к войне у доучившегося художника и ночлежного бродяжки диаметрально противоположное. Шмитт в окопных главах сам на себя не похож. Фразы рубленые, короткие. Кинестетика зашкаливает даже по сравнению с предыдущими частями пошлой озабоченной Вены.
Адольф взрослеет через самоанализ, потери близких друзей и любимых, любовь к детям и внукам. Гитлер остаётся экзальтированным неудовлетворённым подростком, никого не любящим, кроме себя. Жёны Адольфа будут младше его. Гитлера будут содержать вдовушки бальзаковского возраста; племянница и другие малолетние фанатки нужны ему лишь как фасад мнимого благополучия перед партийной верхушкой и СМИ. Даже в Париже они окажутся в разное время. Адольф полюбит этот город и проживёт в нём около 10 лет. Гитлер войдёт в захваченный Париж с намерением переплюнуть его монументальностью Берлина.
Шмитт - не сильный альтернативщик, а бьющий на чувства современный театрал. Ему важнее не мелкие детали изменившегося мира, а была ли первая жена Адольфа до него девственницей или как скучали в клетке безмужней презентабельности племянница Гитлера Гели и Ева Браун. Дочитывала книгу одним махом, оценку ставила в полусне, но по традиции лезть в настройки и снижать лень.
Ёрничание Шмитта возвращается в описаниях нацистских лидеров:

С анатомической точки зрения Геббельс казался ошибкой природы. То ли голова была слишком большой, то ли тело слишком маленьким, так или иначе, голова с телом не сочеталась. Затылок пытался худо-бедно быть промежуточным звеном, вздымаясь под прямым углом, чтобы удержать этот слишком широкий, слишком тяжелый, слишком круглый череп в связке со спиной и не дать ему упасть вперед. Тело его, всегда напряженное и вертлявое, казалось телом рыбы, пытающейся удержать над поверхностью воды мяч. Вдобавок, когда Геббельс ходил, было ясно, что тело это не в ладу с собой: одна нога короче другой, да еще с искривленной ступней, что исключало какую бы то ни было симметрию. Все части тела Геббельса навевали мысли о животных, но животных разных: воробьиные лапки, низкий зад пони, узкий торс ленивой обезьяны, голова совы, глубоко посаженные глазки куницы и агрессивный нос галапагосского зяблика. Так что, слыша, как эта помесь пассажиров Ноева ковчега вещает о чистоте расы, нападает на крючконосого еврея-осквернителя, расхваливает высокого, сильного, белокурого арийца с мощным торсом и мускулистыми бедрами, требует в микрофон медицинских мер контроля над рождаемостью, чтобы помешать размножению ущербных, Мюллер закрывал глаза, чтобы сосредоточиться на красивом, теплом голосе Геббельса и избавиться от чувства неловкости.

Герр Фрейд, проанализируйте ещё моё нежелание писать Геббельса с двумя "б". Может, это желание его кастрации, чтобы не родились 6 затем отравленных в бункере детей?
Для Восточной Европы хрен альтернативного будущего не слаще редьки будущего состоявшегося. Да, избежали огромного количества жертв, однако дербанить Польшу можно в обоих случаях. Провинциальная альтернативная Америка понравилась бы Стивену Кингу. Именно такую он ностальгирующе описывает в "Мёртвой зоне". Эльзассец Шмитт боится негативного мнения евреев. В дневниковом послесловии всячески перед ними оправдывается за несостоявшееся образование государства Израиль. Да уж, горькая усмешка, какой ценой им далась независимость в своей стране. Британия просто так колонии не выпустит. Безрадостный выбор между своей землёй и культурой.
Ирония судьбы проявилась в том, что без горлопана Гитлера так ярко нарисованное в его мечтах будущее Германии, как высшей мировой державы, перенявшей интернационализм от коммунистов, как раз и состоялось. Против немецко-еврейского искусства никто и вякнуть не смеет, все преклоняются. Очень грустно от однополярности альтернативного мира, гегемония Америки сменилась гегемонией Германии. Всё же автор сделал упор на личность лидера, а не на общность желаний проигравшего народа.
Почти в конце книги Шмитт подловил меня на эмоции. Значит, иногда он неплохой театрал, а не просто чувственно-эпотажный. На Рождество 1914 года по обе стороны западного фронта солдаты поют "Тихую ночь" на немецком, голландском, французском и английском языках. На мгновение мелодия объединяет всех. Нормально, вполне приемлемо. На Рождество 1942 года немецкие домохозяйки слушают по радио ту же "Тихую ночь" по обе стороны фронта от немецких и русских солдат. Чтооо?!!! Моему возмущению нет предела. Как это? Киплю в нашем побокальном чатике. Да как так можно! Где логика? В дневнике Шмитт пишет, что роман читали историки и ошибок не заметили? Да как это? По ту сторону Сталинградского фронта одни прибалты что ли? Дата же католического рождества, да откуда они и слова той песни знают, причём хором?!!! Недоумение и растерянность. Всё оказалось намного проще, это была просто фальсификация пропаганды, записанная для радио в Берлине. Аут!!!

***
К концу чтения меня напрягли пинки СССР за договор Молотова-Риббентропа. Как будто отворачивание западных держав от Чехословакии, Польши и Китая ничего не значит? Ответ в дневнике:

Естественно, ведь англичане сопротивлялись ему и победили его!

Всё, Эрик-Эмманюэль, разговор окончен. Теперь понятно, почему альтернативное будущее у вас именно такое. Вы раздвоились сами между немцем и французом, но это уже совсем другая история.
P.S. Герр Зигмунд, это уже диагноз. До редактирования рецензии ошиблась в написании фамилии Риббентропа и Еву Браун написала со строчной буквы.