5 Человек в стеклянном шаре

«Вообще, это такая эгоцентричная чушь — сделать книгу...То есть я знаю, что мы договорились, и я сдержу слово», - сдаётся Ларс.

Есть у меня знакомые, не то чтобы многочисленные, но такие прекрасные: внимательно посмотрели десять тысяч фильмов и про каждый могут сказать длинное и глубокомысленное — поэтому кажется мне порой, что их тоже довольно весомое количество, подавляющее какое-то, вроде атмосферного столба. Так вот, столб этот утверждает: «Триер твой хвалёный, великий и ужасный, — фигура дутая, бессовестный манипулятор и ловкий провокатор, самовлюблённый шарлатан, все фильмы его покадрово — натасканные отовсюду, где и без него неплохо лежало, клише, наборы эффектно выстроенных картинок с выставки Роршаха — каждый что-нибудь да углядит. Никакого такого киноязыка он не придумывал, ничего нового на нём не сказал, потому что сказать ему, вероятно, нечего, кроме: «Я король мира» - и даже это кто-то уже говорил несколько раз. Стоит такой хитроглазый, козу рогатую всем показывает, фрак, видишь, надел, позирует, а ниже пояса-то — кастрированные, без рук, без ног, без глазок — Тарковский, Антониони, Бергман, Феллини с Кубриком и всякие прочие вообще в домашний фарш порубленные, бессмысленно и садистически — только не всем видать, потому что публика — дура, а Ларс — молодец…. Догма? Вот зе фак догма? Чуть подредактированный манифест французов новой волны и отличный слоган вроде «денег нет, но вы держитесь», без которого низкобюджетные фильмы в естественных декорациях и так километрами снимались — чего ещё в Дании делать? И что это за пижонский девиз такой: «фильм должен быть как камешек в ботинке»? Снял, вытряхнул и дальше довольный пошёл, насвистывая из пляжного плейлиста 70-х, что ли? Нет, другой там прицел: камешки должны быть намертво вмонтированы в тонкие европодошвы, чтоб каннским ценителям бодрей и возмущённей хромалось из зала, не дождавшись титров, где написано, что ни одна уточка не пострадала, не плачьте. Ну, или плачьте, сами напросились, вы ведь заранее проигнорировали все достижения косметологии в пользу туши, которая стопроцентно потечёт благодатными чернильными реками в русло светской хроники. Вы ведь заранее тянули спичку, выясняя, кто в этот раз будет восторгаться, кто негодовать, а кто брюзжать «не торт», и кто-то ведь обязательно ныл: «...нещитово, я уже на «Антихристе» брюзжал» - но тщетно, от судьбы не уйдёшь, равнодушных нет. Аттракцион фон Триер работает без перебоев — спасибо маме, папе, Богу, продюсерам, ядерной катастрофе и кого ещё там ненароком можно поблагодарить в запале, когда тебе дружно машут пальмовыми ветвями и хлопают так, будто ты только что удачно приземлился. А король-то голый, ну, метафорически, конечно, выражаясь, как мы это любим.» Что-то разболтались мои знакомые. Я, конечно, не спорю — с атмосферным давлением не поспоришь, но пальцами по столу барабаню хоть ещё тихо, но уже в варварском ритме, и вежливо так намекаю: «А вы на пересадку в метро успеваете ли?» - «Да-да», - говорят, и уже с порога: «И вообще — он даже псих не настоящий. Ну, самолётов боится, ну, ипохондрик — с кем не бывает? А туда же — непримиримый борец с внутренними демонами..» - «И вам не хворать!» Уф! Вот теперь ещё осталось как-нибудь выставить этих, которые в углу бормочут: «Джон Сноу истинный наследник Железного трона» - и всё, можно спокойно, наконец, посмотреть «Идиотов» вперемешку с «Королевством», «Догвиллем», вином, мороженым, тошнотой, дурацким хихиканьем, паническими атаками и сентиментальной слезой (точно, Триер последний режиссёр на планете как раз потому, что он расчленил и съел всех остальных, запил тремя бутылками красного и впал в меланхолию) — и дочитать книгу, которая дочитываться упорно не хочет — такая хорошая.

«Я никогда, никогда больше не соглашусь на такую книгу! Можешь радоваться тому, что твоя окажется последней», - ворчит Ларс.

Наверное, и правда, пусть лучше будет последняя. Экспертов по Триеру достаточно не только в моей голове: очень, очень много противоречивых букв написано критиками и теоретиками кинопроцесса, целыми штатными философами, случайными прохожими, и в каждой рецензии, каждой статье или интервью главное почему-то не столько фильмы, не то что принято называть словом «творчество» или там «художественный метод», даже не излюбленные поиски смысла и зашифрованной морали или её отсутствия, сколько — ужасный, ужасный Ларс, как он там поживает? Из чего сделан? Почему и зачем поступает так, как поступает? «А до ветру часто ходили, ваше величие? А дети есть? А родители не сумашедчи ли? А папа пьюший ли? А кака пинтература? Это вполне научное явление… с рогами». С одной стороны книга дотошного датского журналиста с чутким пером — большого, надо думать, знатока своего дела, раз никаких неприятных профессионально-аналитических запахов от прожарки фактов при чтении не улавливаешь: совсем по-левий-матвейски ходит тихой тенью за своим героем по местам боевой славы, поселяется у него дома, варит кофе, служит мальчиком на побегушках, страшно порой Ларса раздражает, записывая в блокнот чуть ли ни каждое его слово — полностью удовлетворяет противоестественный интерес к мельчайшим подробностям частной жизни невзрачного пожилого семьянина в очках, обитающего без приключений в мещанской провинции — выращивающего помидоры, любителя рыбалки, водителя «Вольво», и перипатетически так разъясняет откуда и у чего растут ноги и где собака зарыта, иногда в буквальном смысле. С другой — основы мифологии расшатывает незначительно. Велика вероятность, что главный проект Триера — это все же Ларс фон Триер, ходячий (но чаще лежачий) парадокс: мегаломаньяк с синдромом бога, гордящийся результатами психологического теста - «ни сумасшедшим, ни глубоко творческой натурой» он не является, маленький говнюк - очарованный то нацистской эстетикой, то красотой разложения и упадка, то новой игрушкой. Циник, фантазёр, мизогин, подкаблучник, ранимая деточка, заботливый отец, депрессивный алкаш, искусный фокусник, ненавидящий, когда вещи и люди прикидываются не теми, кто они есть, режиссёр, запрещающий актёрам играть — потому что даже тогда они всё равно поголовно чудовищно переигрывают, одержимый фобиями бесстрашный первопроходец, всё-таки летающий на вертолётах, когда того требует муза: только непременно с открытой дверью, чтоб можно было выйти в любой момент, всё же нарушающий то и дело свои ритуальные догматы — потому что каждый фильм как последний и гори оно огнём, всё равно никто не спасётся, потому что он тут самый главный — и это его правила. А ещё он «очень милый» (второй по популярности эпитет после «извращенец») вот в этих своих разношенных тапках и семейных трусах — и помидоры с «Вольво» его репутации не повредят, потому что папамобиль, на котором он объезжает своё королевство, аутичный мир, который построил Ларс, у него тоже есть. «Кажется, если его потрясти, над рекой пойдёт снег»

«Слушай, эта вот твоя книжка… Я действительно надеюсь, что дальше станет приятнее»

Ну, это вряд ли. Вы совсем не стараетесь, дорогой самодержец. Или, наоборот, стараетесь чересчур сильно, почёсывая живот, закинув бледные ноги на спинку дивана. Ну кому, скажите, будет приятно узнать, что «Рассекая волны», например, - фильм, перевернувший внутренности тысячам зрителей, принятый за чистую монету без каких-либо кавычек — вы сознательно делали максимально утрированной слёзовыжималкой, и, хоть всё вышло по плану, собой не гордитесь, потому что «как ни крути слишком он похож на заметку в воскресном выпуске бульварной газеты» и вообще шутка о том, как «протрахать дорогу на небеса» ни до кого не дошла? И вот такая ёрническая ревизия, срывание покровов, припадки искренности и подросткового бешенства от того, что кто-то вдруг похвалил, по головке погладил - всякий раз. Да поняли мы уже: вы снимаете кино для идиотов, полуслепых уродцев, и ваша задача не рассказывать им поучительные истории, не развлекать, а всячески раздражать сетчатку, высвечивая прожектором в самых неожиданных местах тонкую границу с перманентной катастрофой, за которой зло есть, а добра, например, нет никакого, во вселенной мы одни, а Ларс так и вообще единственный. Полегчало?А вот вашему летописцу, душке Нильсу Торсену, кто-то шепнул, что вы и сами не раз промокнули глаза платочком, решив как-то глянуть, чего натворили. Вот он - молодец, старается как надо. И всеми средствами подводит к тому, что вам вовсе не обязательно притворяться человеком — вы он и есть, во всяком случае очень похожи, вплоть до возможности быть воплощением, героем текущего времени: такой же потерянный невротик, такой же вечный инфантил с неразобранным внутренним хаосом и ушибленным самолюбием, включающий иронию, чтоб не так больно и темно было падать, такой же как он, такой же как я, такой же - только гений.

«Ага. Ну ради бога. Гений. Это слово, знаешь, обычно входит в словарный запас после прочтения комиксов про Дональда Дака. Потому что, – смеется он, – это вроде как единственное место, где о таких вещах действительно говорят. Ладно, мне в туалет надо.»

И знаете что ещё? Уточки всегда страдают, что бы там ни написали в титрах.