1

Я поступлю как Хёг, пожалуй. Начну рецензию в одном жанре, а закончу в другом. (Nota bene. Товарищи авторы! Не берите пример с меня и Питера. Если вы собираетесь менять жанр в середине книги, то а) пристегните ремни, б) убедитесь, что вы достаточно талантливы для этого приема, в) проверьте: возможно, вашу книгу интересно читать только из-за жанровых особенностей.)

Часть первая. Попытка рецензирования.
Итак, если попытаться просто рецензировать «Смиллу», то перед нами вполне типичный образчик скандинавского нуара. Присутствуют кровь и секс, причем в типичном для этого стиля виде. Что касается крови, то человек в скандинавском триллере– это вообще такой мешок с ливером, над которым другой человек может – и с успехом – проделывать все, что захочет (покуда его пора не придет). Секс, в лучших традициях жанра, механистически описан, отдает тленом и легким (или нелегким) извратом, из-за чего кажется, что героям нестерпимо скучно, но они надеются, что если засунуть хомяков в аккордеон и еще встать на голову – то кручина попустит и наступит веселье. Надеются, конечно, тщетно.
Разумеется, никуда и без социальности. Из заявленного: нелегкая судьба эскимосов, детей природы, и экзистенциальное одиночество человека в огромном городе. Все заявленные темы раскрыты почти убедительно. Прокол наблюдается там, где главгероиня, презирающая отца-датчанина, его жену, а заодно всю удушающую цивилизацию, привычно приходит к нему за чеками на барахлишко и потом долго описывает закупленные шмоточки. Такой вот манифест независимости дикаря в каменных джунглях.
Что касается перевода, тут у меня умных слов нет. Он просто чудовищен. Местами, чтобы понять написанное, мне приходилось заглядывать в англоязычное издание, ибо датского языка я, увы, не знаю.

«Мы спускаемся вниз, и это двоякого смысла спуск. Там, внизу, меня ожидает депрессия.»

Возможно, переводчик Е.Краснова сама изъясняется именно таким тяжелым, суконным, канцелярским языком, но в общем-то живые люди так не говорят:

«Со временем вода стала иметь для меня большое значение. «Белое Сечение» выходит прямо на копенгагенскую гавань. Этой зимой мне удалось увидеть, как образуется лед.»

– почему, какого черта не написать «Со временем вода приобрела для меня особое значение»?!

«Холод — не тот, который можно измерить, не тот, который показывает термометр, а тот, который чувствуешь, — зависит скорее от силы ветра и влажности воздуха, чем от того, какой на самом деле мороз.»

– почему не так: «Холод - не тот, что можно измерить, не тот, что показывает термометр, а тот, что ты чувствуешь - зависит скорее от ветра и влажности, чем от истинной силы мороза»?

«— Спускайтесь вниз.
В этот момент у меня в голове нет ясности, есть одна лишь путаница. Но такая большая путаница, что я вполне могу поделиться ею с другими. Поэтому я никуда не ухожу.
— Странный способ играть, не правда ли?
...
— Что вы имеете в виду?
— Когда вы были в этом возрасте, — говорю я, — и папа и мама еще не вернулись домой из шахты, а вы бегали один по крыше барака, вы бегали по прямой линии вдоль края?»

Мой вариант:

«— Спускайтесь вниз.
В этот момент у меня в голове никакой ясности, одна сплошная путаница. Но путаница столь прихотливая, что вполне можно и поделиться ею с другими. Поэтому я никуда не ухожу.
— Какая-то странная игра, не правда ли?
...
— Что вы имеете в виду?
— Когда вы были в этом возрасте, — говорю я, — и бегали один по крыше барака, пока папа с мамой не вернулись из шахты, вы тоже бегали, не сворачивая, по самому краю?».

Некоторые предложения переведены так, что смысл в корне меняется. Героиня-эскимоска говорит, что если подчеркивает скулы, ее принимают за азиатку. Из перевода с удивлением узнаем, что если она «наносит немного теней (sic!) под скулы», люди догадываются, что она азиатка.

Да взять, наконец, название, на котором спотыкается язык – очевидно же, что куда мелодичнее бы звучало «Снежное чутье [фрекен] Смиллы».

Ну и мое любимое! На сцену выходят тема и рема!

«Кроме следов Исайи, других следов нет. На покрытой снегом поверхности не было никого, кроме него.
— Я нашел его, — говорит механик.»

На крыше. Нет. Следов. Кроме этих.
Это. Я. Его. Нашел.
Переводчик, мухомор тебе в лукошко!

И тут плавно заканчивается рецензирование и начинается…

…Часть вторая. Крик души.
«Смилла» стартует как культурный человеческий детектив – на снегу находят труп ребенка, который упал с крыши, полиция диагностирует несчастный случай (заигрался), но мимо нечаянно проходит главгероиня-эскимоска, которая переехала из Гренландии в благополучную Данию, но не утратила навыков следопыта. Она забирается на крышу и по следам определяет, что ребенок прицельно бежал к краю крыши, периодически оглядываясь. И, как вы понимаете, понеслась.
Сначала мне так нравилось, так нравилось.
Естественно, героиня ведет частное расследование, в ходе его выходит на информацию о гренландской геологической экспедиции, во время которой погибло несколько представителей коренного населения, подкупает врача, врач признается, что после смерти кто-то брал у разбившегося мальчика пробы мышечной ткани, короче, все весьма захватывающе.
И... и блин-трындец, чем все кончилось.
Не знаю, с чем сравнить развязку и вообще всю вторую половину романа
Представьте, что вы читаете производственную драму, допустим, прилично написанную. Пол-романа рассказывается, как рабочий Иванов придумал специальную балясину для усовершенствования производства шарикоподшипников. Злой директор завода строит ему препятствия, карьерист - рабочий Козявкин - чинит ему препоны, любимая женщина колеблется, а лучший друг поддерживает.
И вдруг во второй половине романа прилетают инопланетяне и увозят Иванова на Марс производить там шарикоподшипники с помощью изобретенной им балясины.
Мое потрясение от второй части "Смиллы" было сопоставимо.
И вот кстати. Причина убийства становится на 80% ясна к концу первой части, и ты все ждешь, что в конце тебя потрясут.
Ан нет. Выглядит все примерно так.

А ведь можно было понять, что начался полный трэш, когда героиню, чтобы убрать, заманили на борт корабля, корабль вывели в море, палубу облили бензином и взорвали.
И героиня, БЛИН, плывет обгорелая в ледяной воде 200 метров, и ничего! и она еще сексом в эту ночь подзанялась!
Не говоря уж о том, что КАКОЙ ИДИОТ, чтоб тихо убрать свидетеля, устроит пожарище в 200 метрах от берега города-порта?! В "Ночном портье", где показана реально действовавшая нацистская организация, свидетеля обложили в центре города, прямо в гостинице и почти спокойно убрали. И какая угодно могущественная организация, блин, без труда сымитирует пропажу без вести, самоубийство, закатает труп в бетон. А тут мало того, что взорвали здоровенную механическую дуру, так еще и никто не проконтролировал, не уплыла ли с нее одна-единственная тетенька?!

Ладно, закон жанра, но я думала, из этого что-то выйдет. Думала, она прикинется мертвой. И будет тайно вести следствие.
А она... она...
Она на следующий день по городу расхаживает!!! и к отцу идет! и домой!

Цитируя переводчицу Е.Краснову, в этот момент у меня в голове нет ясности, есть одна лишь путаница. Но такая большая путаница, что я вполне могу поделиться ею с другими. На свете есть много других книг, помимо этой. Хватит с меня описаний людей, убитых ударом батона по шее, инопланетных глист и муахаха злодеев. Пойду почитаю что-нибудь скучное, логичное, хорошо переведенное вдобавок. В отличие от фрекен Смиллы, я ни разу не авантюрист.