Больше рецензий

Hermanarich

Эксперт

Эксперт Лайвлиба

4 апреля 2019 г. 12:29

3K

4 Польско-французский взгляд на Петра

При написании исторической книги любому историку предстоит решить дилемму. Особенно если эта книга научно-популярная. С научной все просто – там правила определены; с популярной тоже – здесь главное увлекательность, и плевать на научность. А вот с научно-популярной всегда возникает вопрос оптимального соотношения этого «научного» и этого «популярного». Я не знаю, как решать данную проблему – возможно, отчасти поэтому я никогда не жалел, что я не историк. Вот действительно – делать книгу научной, со всеми многочисленными отсылками, допущениями, оговорками – да от одних этих бесконечных «с одной стороны, с другой стороны», «этого мы точно не знаем», «гипотеза высказанная таким-то» можно начать выть в голос. А пускаться в бурное плавание а-ля Пикуль – это интересно, весело, но вот тоже не лежит душа к такому занятию. Неслучайно ученые-историки, которые при этом еще и большие писатели, способные писать увлекательно про свою науку – гении. И слава о них, как, например, о Тарле (про него я уже писал) намного переживет их.
Казимир Валишевский, закатав рукава, взялся писать по одной из самых сложных фигур в истории России – фигуре, по которой консенсуса не было ни 300 лет назад, ни 200 лет назад, ни сейчас. Да, были всплески обожания, когда у власти оказывался авторитарный правитель ( Петр Первый Алексея Толстого был обласкан властями как никакое другое произведение – и все из-за того образа Петра, который столь красочно вывел Алексей Николаевич), но это именно флуктуации – системное отношение к Петру всегда было сложным и противоречивым.
Я уже давно понял, что русские не в состоянии писать о своей истории – слишком она для нас родная. Признать в каком-то правителе упыря и тирана напополам с гением и преобразователем у нас плохо получается – или тиран, или гений и точка. Полутонов наш человек не признает – сложность натуры скорее воспринимает как оскорбление памяти кумира (или, напротив, обеление тирана). Достаточно вспомнить дискуссии по Сталину, где все участники показывают себя, прямо скажем, не очень. В сложности мира наш человек видит больше проблему, чем удовольствие или даже вызов. Именно поэтому западные историки уделывает отечественную науку просто тотально – чего стоит одна блестящая биография Хрущева за авторством Уильяма Таубмана (у ней я тоже уже писал). И вот тут известный французский историк польского происхождения почти 100 лет назад взялся за фигуру значительно более сложную чем Хрущев – Петра Алексеевича Романова, именуемого в разные времена и разными источниками Антихристом, Грозным, Великим, Реформатором и даже по юношеской кличке на Всешутейшем соборе Пахом-пихайх*й. Сам автор скромно называет Петра «Великим мужем».
Автор проделал колоссальную работу, пропорол гигантское количество материала – и если б перед ним стояла именно научная задача, то никаких сложностей с выполнением работы бы не возникло. Но задача была не только научная, и даже не только художественная но, быть может, самая сложная для историка – оценочная. От историка большого уровня требуют оценку, его авторское мнение – а вот здесь поскользнуться можно на куда более твердой почве. Петр Алексеевич такую почву точно не представляет.
Как автор оценивает Петра? Как мне показалось – автор сам не определился с оценкой. Какие-то черты характера Петра его восхищают – прежде всего твердость характера, энергичность, витальность, желание реформ. Какие-то кажутся ему пугающими – жестокость с некоторым перехлестом, вспыльчивость. Какие-то он списывает на среду – отсутствие систематичности (ей надо учиться с детства – где бы он ей научился), неуважение к законам, которые сам и писал. Не ставя под сомнение незаурядность описываемой личности автор все-таки не может определиться со своей позицией. Сумасбродство «великого мужа», величие его реформ, неумелость их проведения, та безжалостность и ненужная жестокость – Петр был сумбурным человеком, и историк должен был развеять данную сумбурность. В данном случае сумбурный объект описывается через сумбур. И я буду настаивать, что это не попытка изобразить противоречивую фигуру через противоречие, а самый банальный сумбур.
Видимо понимая, что в методическом плане работе оказывается далеко не так крепка – автор старательно разбивает её на темы и подтемы, стараясь подвести под ноги исследованию почву покрепче. Вот «биографические» главы, вот главы с позиции внешней политики, вот главы внутренней политики. Внутри – церковная реформа, армейская реформа, взаимоотношения с Алексеем. Вроде бы сама структура должна быть крепка – но нет, авторские оценки скачут, и видно что автор не может определиться по самому главному объекту. Петр остается для автора закрытой книгой, изучаемой скорее с позиции бихевиоризма. И даже большое количество пересказываемых сплетен разной степени достоверности только мешают.
В одном автор последователен – нотки польского национального самосознания (сказывается национальность автора) вкупе с преклонением перед Европой (автор получил образование во Франции) сквозят просто яростно. Мазурка Домбровского, подчас, начинает звучат со страниц просто за рамками приличия – после отдельных глав мне самому хотелось затянуть «Еще Польска нэ згинэла». Притом что Европа времен Петра это тоже далеко не идеальное общество – стоит напомнить, что процессы над ведьмами в России начались с принятием западных нормативно-правовых документов, где подобные преступления и наказания предусматривались. Отдельные заносы автора не то чтоб раздражают – скорее вызывают недоумение. Нельзя серьезному историку так себя показывать.
В целом это очень увлекательно и познавательно чтение не без огрехов. Автор насколько может объективно подходит к изучаемой личности (другое дело что получается далеко не всегда), у автора есть все кондиции большого историка – а что еще надо? Хорошей литературы по Петру на русском мало, а уж той, где авторы пытаются удержать хоть какой-то баланс – и того меньше. Будем читать польско-французское.

Комментарии


С удовольствием прочитал рецензию! Спасибо!
А интересно перекосы характерны для всех историков, пишущих о своей стране или это отечественная особенность?


Думаю, так либо иначе характерно для всех - но вот влияние их будет отличаться.


По моим оценкам, историки всех стран пишут о своей стране раз в пятнадцать больше, чем обо всех остальных странах вместе :)
И да, думаю, об истории какой-нибудь Камбоджи русский историк расскажет более объективно. А для поляка история России есть во многом история своя.


Тупое переобезьянивание чужих порядков никогда к хорошему не приводит... Как и в случае с петром кукуйским...


"Я уже давно понял, что русские не в состоянии писать о своей истории – слишком она для нас родная". Боюсь, что это правда: две лучшие книги о домонгольской Руси написаны англичанами (лучшие - в моей личной оценке, разумеется). Однако из этого не следует, что иностранцы обязательно должны преуспеть. У поляка, учитывая историю русско-польских отношений, шансов меньше всех. Творчество Валишевского - вполне закономерный пример неудачи. Впрочем, сей плодовитый автор - вовсе не историк, как Вы ошибочно полагаете, а типичный дилетант, увлекшийся историей, нечто вроде нынешнего Чёртишвили. Те две книги Валишевского, которые я прочёл в юности - тенденциозная квазиисторическая публицистика. А желание затянуть «Еще Польска нэ згинэла» мне очень понятно: только ради этого автор и работал, не жалея времени и сил:)


Я не ждал от Валишевского "объективного" взгляда - согласитесь, трудно его ждать вообще от кого-то. Мне был интересен именно польско-европейский взгляд - более-менее представление о нём я получил. Согласитесь, что книги Чхартишвили больше характеризуют самого Чхартишвили, и точку зрения тусовки, рупором которой он является. И уже только ради того, чтоб понять этот взгляд, и уметь его распознавать в менее явных формах - такие труды нужны.


"понять этот взгляд, и уметь его распознавать в менее явных формах" - да, очень интересно и совершенно необходимо... для историка культуры, занимающегося маргинальными течениями общественной мысли.


Сегодня маргинальное, а завтра мейнстрим. В 1915 г. маргинальное, а в 1920 уже мейнстрим. И снова в 1982 маргинальное, а в 1992 мейнстрим. Всё меняется, а в России так очень быстро. :-)


"Я уже давно понял, что русские не в состоянии писать о своей истории – слишком она для нас родная"...............................Интересная рецензия, но данная фразу меня удивила. Всякий анализ сложных систем и личностей не может носить окраску "плохой - хороший", "белый-черный", "тиран-гений". Это многофакторный аспект. Изложение истории - это очень конъюнктурная и политизированная задача, тесно связанная с управлением обществом. ВЕЗДЕ. "Кто управляет прошлым, тот управляет будущим. Кто управляет настоящим, тот управляет прошлым"(Д.Оруэлл). Великолепный тому пример - героизация северян в гражданской войне США, развязавших войну из экономических соображений, но превратившихся в борцов против рабства, кем они не были, будучи ярыми расистами и противниками проживания негров в США. Или 5тысячная история Китая. Вы знаете, что это мы делим династии на монгольское или маньчжурское управление Китаем. Сами китайцы в своей истории никакого внешнего воздействия не выделяют. История Китая для китайцев сквозная. Так что трактовка истории в свою пользу - это общемировая тенденция, а вовсе не российская традиция))