3.5 По-немецки - цацки-пецки, а по-русски - бутерброд

Неплохая обзорная работа по эволюции русского языка на примере питерского, тогда столичного говора. И на самом деле, несмотря на крепкость и определенную цельность работы, жаль, что она именно обзорная. Зачастую приходится верить автору на слово. Потому как подтверждений своим выкладкам и сентенциям он дает далеко не всегда. Мне сложно спорить с Колесовым, я не филолог и не лингвист, однако по некоторым моментам у меня сильное сомнение в высказываемых утверждениях. Чтоб не быть голословным,приведу пример. Автор пишет, что матросское "есть" - это искаженное английское yes. И возможно это так, однако в английском флоте в качестве ответа на офицерский приказ с 16 века использовалось (да и сейчас используется) не yes, но aye (точнее, даже Aye aye, sir), так что версия откровенно сомнительная. Это касается и слова даешь! - оно действительно из матросского арго, но подтверждения связи с якобы английским do yes я не нашел (по-моему, подобное сочетание этих слов в английском вообще не имеет смысла). К сожалению, не всегда понятно, версия это у автора или четкий факт. В результате возникают сомнения относительно многих других авторских заявлений, даваемых без подтверждений.

Однако очевидно, что если в каких-то деталях автор и позволил себе увлечься, то в общих тенденциях он вряд ли ошибается, демонстрируя массовые заимствования и кальки из европейских языков, ныне воспринимающихся нами как вполне русские, а то и старорусские. Чуть ли не каждое второе слово в нашей речи - искусственно придуманные всякими там карамзиными и пушкиными, заимствованные из французского, кальки с немецкого, странные макаронизмы с иностранным корнем и русскими префиксами-суффиксами. После этой книги беспокоиться, что в русский придет слово менеджер, даже как-то глупо.

Колесов препарирует язык по горизонтальным слоям - национальным (французский, немецкий, английский, финский) и профессиональным (чиновники, армия), и вертикальным (дворянство, мещанство, купечество, низшие сословия). Рассматривает множество разных сред, из которых слово попадало и закреплялось в языке, и различные медиаторы, посредством которых оно туда попадало. Колесов хорошо прослеживает общую эволюцию русского языка, глобальные тенденции, хотя по мелочам он как-то сильно утрирует и бывает, передергивает, и даже ошибается (глагол будировать вошел в русский язык задолго до Октябрьской революции - его еще Чернышевский употреблял) подгребая аргументы под утверждение и игнорируя то, что не соответствует.

И все бы хорошо, но вот зачем-то автор пытается как-то корявенько анализировать сословия и придавать им уникальные характеристики (мещанство "по характеру своему неустойчиво и безразлично ко всему на свете, кроме барыша его"). Мало того, что дребедень получается, так еще и никакого отношения к теме не имеет. Колесов делает это не часто, но каждый раз как железом по стеклу. Вообще разбор социума у автора очень поверхностный и скорее вредит книге, чем хоть как-то обогащает. Когда пишет о лингвистике, любо-дорого читать, все ладно и складно, но как только автора начинает кренить в сторону психологии и социологии, становится неуютно, рот сам собой кривится и хочется выключить свет. Книга неплохая, но стремление автора к неуместным комментариям оставляет жирный отпечаток почти на всем - как будто на каждую страницу поставили чашку с чаем и везде остался след.

Иногда автор вообще как будто перестает разговаривать с читателем и начинает общаться исключительно с собой. В какой-то момент перешел на какой-то птичий язык, и что хотел сказать, я так и не понял. Мировоззренческая функция языка отчасти утратила свое значение, поскольку ослабла в развитии речемыслительная его функция. Столь же бледной выглядит теперь и эстетическая функция: общий уровень художественности неуклонно понижается даже в беллетристике. Это что вообще должно значить? За что он ругает публицистику, я так и не понял. Весь его спич сам был полон публицистического задора и так же конъюнктурен.

Как будто спохватившись, под конец книги начинает быстро рассказывать о происхождении некоторых иностранных слов в русском и их метаморфозах. Получается, что когда надо, сбивается на перечисление и избегает аргументирования, а когда не особенно и нужно - вдруг расщедрился, причем без цели. То густо, то пусто - не есть хорошо.

Довольно странно, но автор несколько раз и особенно в конце высказывается в том духе, что мол, оскудел русский язык, обмельчал и чуть ли не оскотинился, и даже вроде аргументы приводит, на какие-то явления ссылается, да вот только то ли я не понимаю этих специализированных аргументов, то ли неубедительные, тепловатые они какие-то. И главное, вся книга доказывает обратное - язык развивается, выдумываются новые слова, что надо, заимствуем, где можно - калькируем, всплывают старые слова с новым значением, просторечные становятся литературными, что-то уходит, что-то приходит, и некоторая зацикленность Колесова на суффиксах-префиксах и пропадании корневого смысла для меня выглядит как старческое брюзжание, а не вердикт лингвиста.