5 С широко закрытыми дверями

Т.Ж.

Часть 1

Нина Берберова однажды заметила, что данная пьеса Сартра вышла всего из одной строчки "Приглашения на казнь" Набокова.
Интересно, что это за строчка была?
Навскидку вспоминается эта: в течении нескольких суток ему не давали спать, принуждали к быстрой бессмысленной болтовне, доводимой до опушки бреда, заставляли писать письма к различным предметам и явлениям природы, разыгрывать житейские сценки, а также подражать разным животным и недугам".
Не правда ли, прелестная зарисовка ада? Но думаю, что и вся тональность романа нечаянно перекочевала в пьесу, с её приговором человеку, самой душе, с заключением души в тюрьму с прелестным паучком Достоевского из его "баньки" и надзирателем Раскольниковым, который по вечерам открывал решётку и танцевал с заключённым.
Палач танцует с приговорённым к казни, двери открыты, но нельзя убежать.
Тоже похоже на ласковый ад, правда?

Ночь, своим звёздным коготком играет с пугливым сердцем-мышонком..
Кстати, я однажды видел, как такой мышонок сошёл с ума в лапках у кошки: я его спас, он был совершенно цел, но... тронулся в уме от почти достоевской "боли страха смерти", её невыносимой, разряженной и бледной скорости приближения: это как если бы человека каждый вечер перед заходом солнца ставили к стене и наводили на него ружьё.
Человек скоро либо сошёл бы с ума, либо... убил бы себя сам.
А ещё лучше, сошёл бы с ума, выстругал бы себе из палки ружьё, и перед закатом солнца наводил бы его дуло себе в голову, закрывал бы глаза, мучительно бы жмурился, потом, на миг, словно каким-то шёпотом взора из за двери, смотрел бы сквозь сощуренные веки и пальцы левой руки, и внезапно делал бы губами - бух! и падал бы навзничь, к тихому и едкому смеху надзирателей за закрытой дверью, смотрящих на весь этот бред - в окошко.
Да, забыл ещё сказать о адовой теме романа: мучительной прозрачности людей, с которой они почему-то смирились, кроме одного человека...

Вы верите в ад? Если бы я задал этот вопрос зеркалу, и отражение имело бы зримое качество эха, то оно бы прозрачно и грустно отразило две последние буквы - да...
Меня всегда удивляло, как атеисты могут изображать ад с такой убедительной и художественной силой, на которую мало кто способен из верующих: словно бы они знают о чём пишут.
И что забавно, верующим писателям не удаётся создать сколь-нибудь убедительный образ рая, от которого не хотелось бы украдкой зевнуть: через недельку, через месяц ли, согласитесь, словно на жарком и пресыщенном цветами и морем, курорте, свесив прозрачные ножки с облачка, с лютней в руках, каждый из нас ненароком, да зевнёт, стыдливо и в ужасе прикрыв рот рукой, обернувшись на... задремавшего на пляже ангела, сверкающее тело которого дети закапывают в песок, делая довольно мрачный холмик, похожий на необычную, крылатую могилку.

Только представьте: человек умирает, и... ничего не происходит. Мир остался на месте, разве что звёзд на небе стало чуточку меньше; людей не так много... ещё чего-то не хватает.
Сартр создал сферическую идею ада. Земля - круглая. Орбита солнца и земли - круглая.
Даже вечное возвращение Ницше имеет форму круга.
Круг - это идеальная форма сохранения энергии, это змея, поедающая себя, жалящая себя.
Вот и человек умирает, и продолжает существовать.
Может ли он убить себя в смерти, в аду? Ну разумеется!
Просто нужно отречься от чего-то в сердце и памяти, что причиняло нам боль и жгло мукой совести.
Правда... когда ты опять будешь существовать, звёзд на небе станет ещё меньше, а быть может, они исчезнут совсем.
Птицы пропадут... а разве ты на них обращал внимание при жизни?
Поднимал ли ты сердце и глаза - к звёздам, спеша по делам, болтая с другом, с собой?
Право, дружок, ты от этого много не потеряешь, не расстраивайся: ад уже был чуточку с тобой.

Потом, друзей станет меньше. Книг станет меньше, опустеют полки библиотек, погаснут окна картин в музеях, уставясь в изумлённые лица посетителей немым отражением пустоты, не отражая ни людей, ни звёзды.
А потом пропадёт почти всё. Радуйся, счастливец, ты почти убежал от себя, от сомнений и муки в себе!
Оглянись! Вокруг тебя - бархатная темнота, словно ребёнок-проказник, прижалась к окну и корчит рожицу... не пугайся, пойдём дальше.
Куда? А ты разве не видишь? Ничего уже нет, есть лишь сиротливая и ветхая гостиница на краю ночи, осыпающейся звёздами в бездну.
Она всех примет...это твоё прибежище, в котором ты встретишь тех, о ком и не думал.
Шаги по коридору - словно капли сумрака с потолка: кап, кап, кап... помедлит капля шага, задумается, тень тени шага шаловливо сорвётся на пол, и опять радостно, весенне закапает.
Ну что, ты понял где мы?
- Где мы?
- Ты думаешь, что ты ещё жив, или ты всё-таки умер?
- Умер..
- Ну что ж, вот твоя комната, располагайся, ты в аду.
- В аду...( поникшая голова голоса)
- Как теперь настроение?
- Нас трое, не?
- Разумеется нет. ( дверь закрывается). Господи, мне то так теперь выбраться отсюда?

Часть 2.

Даже не знаю, для кого такой ад будет более ужасным: для верующих, или для атеистов.
Правда, многие люди вообще не заметят, что это - ад, ибо живут в аду.
Помните как у Блока?
"Как тяжко мертвецу среди людей
Живым и страстным притворяться!"

Но есть и другой, свой, камерный ад у каждого из нас: его мы не показываем никому, даже себе: он за закрытой дверью..

На цыпочки встали и смотрят
Печально в окошко моё:
Деревья, вы - падшие грозы,
Тянитесь лишь в лиственность звёзд!
Родные, узрели вы горе:
Дрожащую тень в простынях...
Что стихли, поникли главою?
Простите за комнатный ад!

Хотите прогуляться по коридорчику ада? Здесь, за дверями, есть удивительные клиенты...
Давайте остановимся возле этой тёмно-синей двери.
Что? Вы слышите голоса Достоевского и Набокова?
Право слово, вы ошибаетесь. На самом деле, здесь в комнате находятся Гумберт и Ставрогин.
Иногда к ним заходит весёлая 13-летняя девочка, дочка кого-то из местных: Аня Каренина, напевая французскую песенку про поезд и снег.
Вчера из за двери доносился смех Набокова и его слова о висящем у окна теле.
Человек повесился возле окна, висел лицом к тёмному окошку, с небрежно нарисованными на нём деревцами и опрятными домиками, скучно ковырял что-то пальчиком возле окна, выводил на пыльном стекле: выхода нет...
В какой-то миг ему надоело висеть, и он стыдливо слез, лёг на постель и отвернулся: лишь плечики вздрагивали...

А вот здесь под дверью - влажная и опрятная лужица тени.
Осторожнее, не наступите. Здесь всегда за дверями жуткая, крадущаяся тишина, словно бы подошедшая к нам, и слушающая.
Здесь живёт Рогожин с какой-то женщиной.
Обратите внимание на эту обшарпанную, чёрную дверь.
Здесь поселились два друга-атеиста: мужчина и женщина.
Они любили друг друга, вечно ссорились при жизни, и, не заметили даже, что умерли, и продолжают ссориться уже здесь.
Давайте послушаем о чём они говорят.
- Ты опять всё придумал, как и тогда, в нашем споре о пьесе Сартра "Мёртвые без погребения", когда ты сказал, что Жан убил себя, что Жан - Христос. И вообще, терпеть не могу твои религиозные штучки. У Сартра этого нет!
- Успокойся и поправь очки. Неужели ты и правда не заметила, что "За закрытыми дверями" Сартр на каком-то из витков символики, изобразил художественно-мрачный образ Христа?
Да, Христос снова сошёл в ад, и... не смог выйти.
Посуди сама, какой сильный образ! Христос заперт в одной комнате с двумя грешницами ( вместо двух разбойников на кресте), почти Магдалинами, одна из которых убила своего ребёнка.
- Ты опять бредишь! Ну где, где это у Сартра? И причём здесь этот несчастный ребёнок?
Не беси меня! Нет этого у Сартра!! И не улыбайся!
- Прости. Ты такая милая когда сердишься.
Ну смотри. Гарсэн - был пацифистом, человеколюбцем, против войны.
Его оружие было - слово. Но когда дело дошло до главного, до поступка и подвига, жертвенности, он испугался и убежал, и его поймали и расстреляли, казнили, всадив в него 12 пуль: 12 апостолов.
Ты понимаешь? 12! Это совершенно новый и мучительный взгляд на Христа: его ждали целые тысячелетия, ждали защиты и истины от него, а он... убежал в смерть, он бросил людей!
- Н-да, тяжёлый случай... Ну допустим. И что же по твоему Христос делает в аду с двумя грешницами?
- Как что? Искупает свои грехи. Какие?
Ты может забыла, но когда Христос родился, Ирод повелел убить его, всех младенцев в той местности. Но он выжил. Понимаешь? Бог-Отец не выдержал скромности своего сына, и пожелал шикануть по полной, обставив его рождение помпезно и громко, одев его в алые шелка... крови детей.
Столько крови пролилось... тысячи Рахилей, матерей, рыдали над своими убитыми детьми.
Словно само человечество в муке рожало и... умерло; по крайней мере, что-то нежное и важное тогда в человечестве точно умерло.

Думаешь, Христос не переживал об этих невинно-замученных детях? Не плакал по ночам, смотря на Эстель, убившей своего ребёнка?
Не высказывал в сердцах бесчеловечной и барской замашке своего Отца?
Кстати, знаешь, как переводится с французского Эстель? - Звезда... да-да, та самая путеводная звезда.
Ну согласись же, это экзистенциально безупречно: Христос, чаша с вином и звезда путеводная... столько принесшая "счастья" человечеству, и всё это в аду, в одной комнате! Какой мрачный, искупительный космизм Андрея Платонова!

- Достал ты уже со своим Платоновым..
А теперь слушай меня, дружочек...

Ну ладно, отойдём от этой двери. Эти вечные споры здесь не заканчиваются даже по ночам. Прелестная парочка!
Вот, мы и подошли к самой интересной двери.
Её палевая поверхность чуточку изогнута, вздута, словно бы комната беременна и должна разродиться кем-то.
Не хотите ли заглянуть в замочную скважину?
Вы это видели? Чья-то тень мелькнула, и прижалась к стене, не желая быть замеченной.
Приложите ухо к двери, слышите эту жуткую тишину на вдохе? Это вас кто-то слушает с той стороны.
Коснётесь лёгким прикосновением двери, словно живота беременной женщины, и станет страшно: с той стороны вам ответно что-то стукнет слегка... детские сигналы о помощи!

Послушаем темноту? Вы ведь слушаете иногда темноту в себе? Или боитесь её и... "включаете свет"?, бежите от неё, от того, где вас невыносимо много?
Слышите? Темнота говорит тремя голосами. Темнота улыбается.. голоса, словно синие, асфоделевые лепестки газовой горелки, укручены до шёпота, и похожи на единое созвездие голоса: нельзя различить кто есть кто.
Ах, какой прелестный, адский любовный треугольник Лобачевского! Бесконечные прямые, мучительно пересеклись; бездонный конус песочных часов, и их словно бы зеркальное, тихое отражение, но без одной линии: стрелки часов на бледном лице тишины... похоже на плачущего человечка на коленях, прижавшегося плечиком к стене.
Гарсэн - любит себя. Эстель - желает забыть свой грех детоубийства и тянется к Гарсэну.
Инес - любит Эстель.
Обратите внимание на самое главное ( мало кто это замечает) - каждому дан диван определённого цвета.
Зеленоглазой Эстель - зелёный, как змея. Инес - пьяного цвета бордо. Гарсэну - цвета бледного, водянистого неба.
Но вошедшая позже всех Эстель, не захотела занять свой диван, и поменялась с Гарсэном местами, словно душами: реинкарнация в аду, прямо-таки напёрсточники- прелесть!
Они отныне видят себя глазами друг друга: они потеряли себя.
Одна Инес осталась в аду собой. Она - сама совесть и голос из тьмы, соглядатай их греза, сама бурность и неупокоенность, язвящая и себя и других, горящая в других самым главным словом. Она - отверженная на земле, в раю и в аду.
Лесбиянка в аду... похоже на ненаписанный стих Бодлера.
Что-то не слышал раньше о гендерных посмертных мытарствах души.
Неужели собой можно быть только в аду? В раю и на земле на тебя быстро наклеят ярлык "нужного человека", или спеленают в смирительную рубашку тугих крыльев: да и что есть плоть человека, часто довольно мерзская, если не такой ярлык на чистую, блаженную пустоту и тишину души?
Нет, Инес жила в аду ещё на земле...
Ну вот, наши глаза и сердца привыкли к тьме, и проявились очертания предметов, людей...
Послушаем что они говорят?

- Эстель, милая, я бы и в аду была счастлива с тобой... я бы поняла и приняла тебя такой, какая ты есть, вместе с твоим грехами, всё тебя, целиком.
Просто... будь собой, хотя бы здесь избавься от ярлыков, прими то, что ты мертва, и тогда я буду с тобой.
Твои ресницы - тёмный бархат гнезда, из которого выпали птенцы моих бледных ладоней, разбившихся о моё лицо.
Почему ты меня отвергаешь? Потому что я, другая? Проклятая, как сказал бы Бодлер?
Ты и в аду смотришь на меня ярлыками: лесбиянка, мерзкая, жестокая... но вы, вы оба, не видите моей обнажённой и кричащей души!
Да вы оба и в раю наклеивали друг на друга ярлыки и прошлое вас точно также терзало бы: вы бы и рай заразили адом, собой!

Ах, моя Флоренс, мой нежный злой цветочек! Где ты сейчас? Почему ты убила себя и меня заодно?
Если бы ты была здесь, эта жуткая комната - была бы раем!
Эстель, прекрати его целовать и ласкать у меня на глазах!
Думаешь, убила своего ребёнка, и сможешь найти забвение в другом? В сексе?

- Отстань от меня! Отвернись, если не нравится!!
Или ласкай сама себя, садистка чёртова, как ты привыкла: терзай себя, до крови и слёз, ну же!
Ты вообще виновна в смерти троих и никогда не вернёшь свою Флоренс, а вот мы можем уйти из ада, хотя бы на миг: нам есть куда уйти, есть чем уйти!
Что? Не по душе мои слова? Больно? Ты ведь и свою Флоренс свела с ума, и всех нас сведёшь.
Такие как ты, в аду - как у себя дома. От вас все бегут к таким как Гарнис и я, да кто угодно!
Хм... интересно, какая скотина оставила на столике раскрытую книгу Фауста на странице с Гретхен в тюрьме?
Ну, что ты перестал? Ласкай же, ласкай меня, целуй, вбирай меня в себя целиком! Проникни в меня, вытесни меня из себя... Боже, я так больше не могу! ( плачет. Лицо уронила в ладони...)

- Я кажется начинаю догадываться.. Гарнис - спас из воды свою жену, он изменял ей безбожно у неё на глазах а она, словно кроткая Достоевского, всё прощала ему, молчала.
Я - не могу молчать! Я ею смотрю, говорю вам всё это!
Гарсэн, а ты? Не смущаю тебя? Ха-ха! Не отвлекайся, целуй её дальше, говори и смотри "из неё".
Ты ведь сейчас в ней? А знаешь ли ты, что Эстель умерла от пневмонии? Что она... утопилась в реке, желая уйти за своим ребёнком? Её спасли, муж спас, но она умерла.
Вот вы и повязаны общим грехом.
Как противно на вас смотреть... Это похоже на секс с зеркалом. Вы сладострастно изгибаетесь, повторяете движения друг друга.. но зеркало - лжёт! Усмехается, хохочет!! Ваши движения порою забавно запаздывают, разнятся, и в спешке потом стыдливо пытаются нагнать друг друга.

Я этого не вынесу... вы сейчас похожи на мерзкого паука: у вас 4 руки, 4 ноги и 4 глаза... и всё сладострастно шевелится, дышит... Что мне Ад Достоевского с его пауками в баньке на том свете? Вот где ад!
Вы словно бы отвратительно застряли друг в друге... Такое иногда бывает у женщин и мужчин во время секса, когда женщина внезапно напугана, потрясена чем-то, и... не отпускает мужчину: вот он, подлинный сильный пол! Ха-ха!
Но вот чтобы так, в аду, в какой-то сексуальности перевоплощений, когда самое сердце, губы, чресла и руки... бессмысленно и жутко вязнут и тонут в другом человеке, как комар в тёплой капле янтаря..
Ха-ха! Эстель, крошка, хочешь кое-что узнать? Не затыкай себе уши, продолжай его ласкать, продолжай..
Ты думаешь, ты сможешь его полюбить? А ты не заметила странности в его имени?
Гарсэн - почти гарсон: мальчик.
Вот Фрейд бы посмеялся! Ты бессознательно желаешь в своих объятиях, в ощущении Гарсэна у своего лона и груди - вернуть себе своего малыша!
Кого ты хочешь этим обмануть?
Кстати, сказать тебе о том, кем был тот коридорный, что привел нас сюда?

- Ненавижу тебя, тварь! Зачем ты это делаешь? Ну оставь же нас наедине, наедине с собой и надеждой!

- Нет, я так больше не могу. У меня всё желание упало после слов этой истерички.
Постой, а ты не на почте ли работала? Твои слова о нас - похожи на письма с того света, на голос бога, которой там ещё жив.. Забавно.
Может, убить тебя, Инес? Эстель, как думаешь? Тут где-то был нож... или совесть убить невозможно? Впрочем, и наедине с собой остаться невозможно: в нас вечно мерцают пыльные звуки мира и других, о нас!
Один философ в каком-то романе писал о чувстве тошноты перед полыхающей безмерностью абсурдного мира, нависшего над нами чёрным молчанием звёзд, мёртвых истин, сердца любимого...
Но разве этот абсурд неумолкающей, бессонной бездны в нас, не менее чудовищен?
Душа наваливается на нас в ночи всем своим тёмным весом, словно насильник... мы бежим от неё, вырываемся от себя... в других.
Мы с радостью отрекаемся от себя! Торгуем собой!! Мы рады любым хорошим словам о себе, даже лживым, главное, чтобы они говорили, чтобы мы отражались в других, и не видели больше себя!

Мы и бога то придумали, чтобы идеально убежать от себя!
Ах, если бы мы говорили все свои грехи и мрачные мысли богу, священникам на исповеди, они бы сошли с ума! Они бы не выдержали и убежали под утро куда-нибудь в тёмный лес. Они бы стали сточной канавой и захлебнулись нашими грязными душами!
Может, потому столько богов и было на земле?
Ха-ха! Мы насильно воскрешаем богов и требуем, взяв за грудки, чтобы они увидели в наших грязных душах чистоту и свет. И они - видят!!
Более того, возможно, это и не боги то вовсе, а какая-нибудь несчастная и изнасилованная истина... других, которой мы причинили жизнь, заставив называться - богом.
Боже, какими подлецами и рабами-подхалимами вещей мы себя окружили, целый лживый мир возвели вокруг себя, целый ад, а до подлинного мира - нам и дела нет.
Туда не так уж и часто разве что ходят ещё иные поэты, несчастные влюблённые и самоубийцы перед смертью.
Мы так далеко отошли от себя, что потеряли себя, очертания человеческого...

И если бы даже зеркала других, в ком мы отражаемся - разбились бы разом, смолкли, ничего не изменилось бы.
Мы бы лгали себе, мы бы насиловали свою душу, принуждая нам сказать слабым голоском, что мы - прекрасны!
Ад - это другие? Хорошо сказано, да? Но ведь это глупость! Это сказал я, трус!! Кто бежит от себя, в других, видя в зеркале другого, лишь себя, даже в любви!!
Ах, как же мы любим судить других! Но ведь суд над другими, это коридоры ада.
Ибо мы лжём себе же, льстим себе же, потому и других видим - свой ложью!
Как там у Канта? "Поступай с другими так, как хочешь, чтобы другие поступали с тобой".
Я только сейчас понял, какая это идиотическая, танталова нелепость и приглашение на казнь!
Ад - это другие... это какой-то болезненный вывих слов Христа: я - это ты. Я в тебе, а ты во мне.
Нет, ад - это не другие. Ад - это мы, не могущие жить другими, чувствовать их боль и радость, как свою.
Неужели ад - это простая невозможность в мире - взаимности? Всегда кто-то третий встаёт между двумя: совесть ли, другой ли, прошлое ли... мы сами. А кто это - мы?

Самое грустное, что никаких других - нет.
Ад? Да! Надежда? - последняя одежда души...
Достоевский писал: "Бог - есть боль страха смерти". Бог умер. Другие стали бессонной памятью боли нашей надежды на жизнь.
Надежда - тикающая бомба сердца в груди. Вот она взорвалась, и душу, боль и счастие, мучительно смешавшиеся, разметало по комнате и миру.
Больно дотронуться до мира, и ещё больнее - молчать, ничего не делать и ждать: действие прошлого, грех прошлого, в холостую проворачиваясь в немоте, искривляет стены комнаты, давит потолком на нас... вот-вот раздавит: нечем дышать! Всё рушится, и сердце прижимается к единственной уцелевшей и страшной стене, почти зеркальной.
Комната, в тысячах предметах, отражающих тебя, шепчущих тебя, трескается, разбивается на тысячи твоих отражений и чувств, срывающихся с криком в бездну.
Но пока есть другой, есть и я. Где-то в нём - есть я. Найти бы!
Значит есть и надежда. Успеть бы приблизиться, обнять, сказать самое главное...

Бог умер. Тюрьма опустела, палачи разошлись. Двери - не заперты.
Но заключённые не расходятся. Бог умер, ибо идти - больше некуда, и вся наша жизнь, наш мир - за закрытыми дверями.
Может, потому бог и не возвращается в мир, может, потому так страшно молчат небеса, что он - в аду, вместе с нами? Мы для него всё ещё другие...

Дверь открывается... в комнате - нет никого, кроме перепуганного мышонка, юркнувшего в дырочку в стене.
Подхожу ближе, оглядываюсь на вас, друзья...
Никого со мной нет.
Я один,
И разбитое зеркало...

Осколки зеркала замерли в осени тёмного воздуха острой и алой листвой, впившейся в спелую мякоть тишины.