3.5

Я читала Пробуждения утром в метро, залипая в никуда, насильно скидывая полусонное состояния и возвращаясь к чтению. Постоянно ловила себя на непроизвольной мимике, нервном отбивании кончиками пальцев по панели ноутбука, шалящем от литров кофе сердце. Читала Пробуждения вечером в метро, заставляя себя шаг за шагом добраться до дома, чтобы зависать в процессе переодевания или ужина, потому что вовсе не уверен, надо ли тебе что-то делать и хочешь ли. И все это время, где-то в уголке глаза пряталось все мое мнение о книге.
Это страшно. Боги, это же просто страшно. Годы, проходили годы, прежде чем до всех доходило, что что-то не просто не так, а что-то совершенно не так. Медленно, но верно. От едва заметных признаков к полному оцепенению. Что, если эпидемия не прошла? Что, если она всегда поджидает рядом? Что, если спустя пять лет я не найду в себе окончательно никаких сил и желания сдвинуться с места или перевести взгляд? Очнусь через полсотни лет. Разжиревшей, заливающейся слюнями, тратящей часы, чтобы почесать нос.
С точки зрения медицины, это все было уникальным опытом. С точки зрения человека - это чудовищно. Право слово, что за лицемерные твари решили, что поддерживать жизнь в таких случаях гуманно и милосердно. Почему это вообще позволяется, запирать людей в их телах, не позволяя умереть, когда единственный их шанс - положительная реакция на леводопу, вызывающая рандомные побочные эффекты и ухудшения. И все зависит от интуиции врача в подборе граммов. И от везения. В соотношении 10 к 90 в пользу последнего.
Мне страшно. Я боюсь недостаточно смертельной высоты, маленьких машин, легко страдающих в авариях, и подобных болезней, потому что знаю, что всегда есть вероятность, провести годы в сознании, но без движения. Без права ни на нормальную жизнь, ни на собственную смерть. Без какой-либо возможности добиться эвтаназии. Потому что кто-то где-то когда-то решил, что жизнь ценна даже самой мучительной и никчемной.
Если это и пробуждение, то лишь из одного кошмара в другой.