Больше рецензий

amourgirl

Эксперт

Эксперт Лайвлиба

5 февраля 2019 г. 10:54

675

3 «Жил-был мальчик, который любил девочку, и ее смех был загадкой, которую он хотел разгадывать всю жизнь».

Очень сложно сказать сразу и наверняка, о чем эта книга. О любви? Вроде бы. О дружбе? Вроде бы. О потерях и утраченных возможностях? Вроде бы. О глупостях старика? Вроде бы... Примерно похожие чувства и ощущения после прочтения были от книги Мадзантини «Не уходи»: опустошенность и в то же время неведомая сила.

«Грамматика моей жизни: где бы ни встретилось множественное число, срочно исправляй на единственное».

Примерно половину книги мы читаем загадкой, соединяя по кусочкам разные судьбы и героев, как казалось бы, параллельных линий. Николь Краусс рисует перед нами кусочки послевоенной жизни евреев, насыщая текст словами на идише, что очень гармонично вписываются в сюжет повествования. И на самом деле достаточно сложно догадаться, кто из героев кто и как их жизни вообще могут быть связаны.

«И вот как-то раз я стоял и смотрел в окно. Может, небо созерцал. Поставьте любого дурака перед окном и получите Спинозу».

Главный герой, к которому тянутся все ниточки, - это Лео Гурски, старик-еврей, автор той самой утерянной книги, не лишенный чувства юмора и доживающий свои последние дни в Америке (впрочем, это сказано в аннотации). Он живет по соседству со своим другом Бруно, где каждый из них «присматривает» друг за другом.

«Я уставился на записку. «Жизнь – это красата». Я подумал, может, так и есть. Может, это подходящее определение для жизни. Я слышал, как Бруно дышит за дверью. Я нашел карандаш. Я нацарапал: «И вечная насмешка». Я подсунул бумажку под дверь. Последовала пауза, пока он читал ее. Потом, удовлетворенный, пошел наверх.
Возможно, я плакал. Какая разница».

Кто-то может видеть его в роли вредного старика, озлобленного на весь мир, пытающегося делать гадости окружающим, чтобы только его заметили… Но ведь все это поведение исключительно от страха, от нежелания остаться незамеченным, особенно в свой самый последний день, на который он постоянно акцентирует внимание.

«Какая-то мерзость выворачивала меня наизнанку. От этой горечи я получал удовлетворение. Я искал ее. Она была снаружи, а я впустил ее внутрь себя. Я хмурился на весь мир. А мир хмурился мне в ответ. Мы застыли в состоянии взаимного отвращения».

На самом деле в душе и в сердце Лео живет любовь. Живут потери, надежды, отчаяние, но и беспросветное одиночество. Он потерял родственников, близких и друзей, не знал о существовании сына несколько лет и все-таки в глубине души ждет встречи с девочкой, которую любил всю жизнь.

«Я думал, может, вот так и умру, в припадке смеха. Что может быт лучше? Смеясь и плача, смеясь и распевая. Смеясь, чтобы забыть, что я один, что это конец моей жизни, что смерть ждет меня за дверью».

Автор, помимо переплетения судеб, включает в роман главы и отрывки из романа своего героя Лео. Этакий роман в романе. Эти части дают много интересностей для размышления: люди из стекла, отражение языка жестов из древности в наших днях… Да и в общем Краусс открывает какие-то небольшие факты и подробности, после которых понимаешь, что совсем о них не задумываешься.


«Чтобы сказать «Прости меня», надо было просто раскрыть ладонь».


«Например, когда мы держимся за руки, это память о том, каково молчать вместе. А ночью, когда кругом слишком темно и ничего не видно, нам необходимо прикасаться друг к другу, чтобы нас поняли».

Главная суть романа, как я поняла, - это встреча Гурски с девочкой, которую назвали в честь его возлюбленной, о ком его книга. Да, возможно, персонажи семьи Альмы, сама девочка, ее брат Птица, вызывают некоторое раздражение: одна пытается наладить личную жизнь матери посредством связи с заказчиком перевода книги, а второй падает из окна и воображает себя мессией. Если бы не эти замашки подростков и какая-то глупая целеустремленность найти автора книги, роман был бы теплее, душевнее.
Для меня самым располагающим героем все равно остается Лео Гурски. Его можно понять, его безнадежность в настоящем и надежду прикоснуться к прошлому.

« - <…> Правда в том, что я выдумывал, чтобы жить».

Роман пропитан щемящей грустью. Это роман, чтобы думать.