4 Он, воспитывая других, переделывал себя.

«Так и сияет мой педагогический дворец чистотой и нетронутостью, и именно за это его проклинают и измываются над ним шарманщики.
Ничего: на дверях дворца я повесил надпись:
«Ученым педагогам, шарманщикам, попам и старым девам вход строго воспрещается».
Антон Макаренко

Мы всегда воспитываем кого-то.
Кем бы ни был каждый из нас по роду занятий, и что интересно, как бы мы ни были воспитаны сами, нам рано или поздно приходится воспитывать кого-нибудь другого. Иногда с охотой, чаще без всякого желания.
При этом почти всегда мы воспитываем, даже сами не замечая того, и главное, не используя никаких методик.
Родные и чужие дети, племянники и племянницы, иные юные родственники и молодые коллеги, мальчишки и девчонки на соседней улице, может быть даже последователи и ученики…
Всех их так или иначе приходится нам учить и (или) поднимать, развивать, подготавливать, в общем воспитывать.
Это приходится делать даже если нам самим, педагогам по неволе, увы, еще как далеко до идеала воспитанности и к тому же вовсе не доводилось читать или слушать что-либо по науке воспитания подрастающих.
И в этих случаях применяется способ, по-моему, наиболее эффективный из всех педагогических. Это он называется «воспитывать личным примером».
В истории России и СССР был великий педагог Антон Макаренко.

Имя его у всех на слуху. И я его слышал и про беспризорников тоже, но ничего не знал о нем по существу, как ничего собственно и о педагогике.

Я ничуть не умоляю успехов самых разных учителей, преподавателей, воспитателей, овладевших разного рода педагогическими навыками, приемами и средствами. Однако педагогика чужда мне.
Когда дочь училась в педагогическом ВУЗе, я, поражаясь ее, мягко говоря, неодобрительным отзывам о «Педагогике», немного окунулся в предмет. И практически сразу почувствовал такое же отвращение. Примерные тезисы тех дней о науке: «куча умных слов о ни о чем», «нудно», «бестолково», «бедные дети»…
В книге А. Макаренко о теории педагогики высказано куда как жестче. И это нас сближает. Очень смешно он кроет этих педагогинь и педавангогов, что пачками приезжали в нему в колонию и, ничего не понимая, пытались критиковать и учить. Как хлестко и метко хлещет их в своем труде Макаренко!
А книга может понравиться любому. Порой читается она как приключенческий роман.
В суровый, голодный год 1920-й, полыхающий гражданской войной в деревенском разрушенном хозяйстве близ Полтавы провинциальный учитель пытается наладить жизнь собранной толпы малолетних и не очень малолетних преступников. Ну ни сумасшедший ли он?
До сих пор исследователи недоумевают зачем?
И тут величайшая загадка. Горькому он писал:

«Хотел рассчитаться с самим собой».

Макаренко по неизвестной причине поменял спокойную жизнь школьного учителя на жизнь начальника колонии. По сути это путь на Голгофу…
Он брал или ему привозили молодых преступников с личным делом – приговором суда в папке на тесемочках. А.С. брал папку и, не читая, закрывал ее в сейфе, говоря будущему колонисту: «Я эту папку читать не буду, и никто ее не будет читать. В грехах твоих никто не будет копаться».
Коммун и колоний в стране было сотни, где таких же как у Макаренко подопечных заставляли работать, где за побег полагался расстрел. И мера применялась для детей с 12 лет.
А Макаренко силу не применял. Долго-долго ничего у него не получается. Подопечные не слушаются, общественно полезных дел не делаю. Курят, пьют, употребляют наркотики, дерутся, воруют…А нужно было все делать своими руками. И пока наш, долго сдерживавший себя интеллигент, ни дал в одно (а в действительности возможно и в несколько) малолетних бандитских рыл, ничего не наладилось. А после рукоприкладства дело пошло в гору.
Через год в хозяйстве появились: своя столярная мастерская и своя кузница с нанятым кузнецом. Изделия из мастерских вышли на местные рынки, а в кармане начала «шевелиться копейка». В кузнице ковали лошадей, натягивали стальные обручи-шины на деревянные колеса, ремонтировали плуги, делали скобы, навесы, щеколды, петли.
Однако, судя по всему, Антон Макаренко вовсе не был таким рафинированным интеллигентом, каким может показаться по фотографиям и каким хочет казаться по тексту книги.
Не высокий, довольно субтильный, в пенсне или очечках, жиденькие усики. Макаренко безусловно многосторонне образован, наделён изрядной долей юмора, сарказма и писательского дара. Почти все указанные качества в среде юных бандитов могли вызвать только резкое отрицание и ненависть.

Было в Макаренко что-то еще.
Прежде всего отчаянная смелость. Только с ней человек может многие годы работать с сотнями молодых преступников, набранных из тюрем в годы безумия гражданской войны.
Необыкновенный предпринимательский талант. Антон Семенович мог в годы войны и в нищие послевоенные достать все что нужно для жизни и работы: одежду, продукты, хозяйственный инвентарь, лошадей. Что не мог достать через советскую распределительную систему, мог купить на деньги, которые всегда зарабатывали им организованные ученики. Даже в школах Полтавы, где он служил до колонии.
Было в нем еще что-то такое, что редко бывает в людях – у него было глубокое и искреннее чувство сопереживания.
Антон Семенович мог лечь в постель к ребенку-колонисту, умирающему от тифа, чтобы теплом своего тела согреть и хоть как-то облегчить его страдания, и делал это неоднократно.
Конечно в своей книге он об этом не пишет, но есть воспоминания колонистов, в которых они эти моменты вспоминают, как самые драгоценные. Из-за этого Макаренко стал для ребят Батей.
Макаренко человек Русского мира, безусловно. Одна история с учителем, украинским националистом Дерюченко, изгнанным из колонии, чего стоит!
Можно спорить долго о том, что получилось у Макаренко. Диспут о том насколько важна его работа для современных и будущих поколений людей не прекращается. Для меня важнейшим показалось, что он, воспитывая других, переделал себя.

В 1988 году ЮНЕСКО назвали имена четырех великих педагогов, определивших основы педагогического мышления в ХХ веке:
американец Джон Бьюи;
немец Георг Кершенштайнер;
итальянка Мария Монтессори;
Антон Семенович Макаренко.