Больше рецензий

bastanall

Эксперт

Литературный диктатор

4 декабря 2018 г. 00:33

3K

5 Что невыносимее боли? Что ужаснее смерти?

В маленьком, немноголюдном романе мы остаёмся практически наедине с Героем и Героиней. У каждого из них свой ответ. Герой-рассказчик, студент Ёсиока Цутому, точно знает, как спастись от того кошмарного ответа, в котором живёт, — от бедности и воздержания (очевидно, как). На протяжении всего текста он идёт к своей цели и именно из-за неё знакомится с главной героиней. Она — некрасивая, глупенькая и очень жалостливая Морита Мицу, — в силу природной недалёкости и тайком вынесенного из страны детства доброго сердца даже не может сформулировать свой ответ и не способна представить, где ей от него спастись.
За неё это делает автор.

Он придумывает максимально простой сюжет: бедный студент находит с известными целями простую девчонку и, страстно клянясь (вы никогда не обращали внимания, что у клятвы и проклятия один корень?) в любви, вымогает у глупышки близость. Девушка — скорее из жалости, чем очарованная словами, — на эту близость соглашается. Получив желаемое, молодой человек бросает её и исчезает, а девушка продолжает его любить. Однажды они встречаются (у парня снова проблемы с личной жизнью, так что цели его по-прежнему очевидны), и именно в этот момент девушка узнаёт, что больна проказой. Если рассказывать дальше, то это будут уже спойлеры. Впрочем, — как бы гнусно это ни звучало, — дальше ничего интересного не произойдёт. В чём именно заключалась гнусность, вы поймёте, дочитав «Женщину, которую я бросил» до конца. Но уж с кем поведёшься, от того и наберёшься.
Из романа я уяснила одну прописную истину: будь ты хоть нищим хромым студентом-калекой, переболевшим в детстве полиомиелитом, — девушку соблазнить несложно, ведь всегда остаётся последнее, безотказное средство: давить на жалость. Если не углубляться, то всё так и есть. Но совсем другое дело, если понимать, что Эндо никогда бы не поднял банальную тему, терзания и морализаторство его не интересуют. Если вам уже скучно, проваливайте.

Чтобы понять Эндо, нужно приложить много душевных сил, нужно посмотреть в книгу как в зеркало и разглядеть в героях себя.

Поначалу Ёсиока даже симпатичен. Не давит на жалость, а шутит, без сарказма, жестокости, отчаяния. Его желание найти себе женщину на ночь не шокирует, а забавляет (вряд ли оно могло шокировать кого-то в Японии шестидесятых, но как знать, как знать). Ему хочется посочувствовать и подкинуть лёгкую работёнку. Но рано или поздно понимаешь, что Ёсиока — человек без чести, подлый и эгоистичный. Такой, ощутив в себе жалость, задушит её в зародыше. Тем страннее, что от этого бесчестного лица ведётся повествование. Впрочем, читатель не чувствует особого дискомфорта: герой (или автор для героя) находит себе оправдания и не мучается угрызениями совести. Эндо приравнивает читателя к этому герою — довольно типичный для Эндо приём — и все мы волей-неволей становимся ёсиоками и только благодаря стараниям автора не испытываем мучительного стыда. Правда, если вы готовы смущаться и за себя, и за того парня, читать всё равно будет тяжело.
Затем повествование от первого лица — Ёсиоки — смешивается с повествованием от третьего лица — Мицу. Морита Мицу — проста, но в этом и заключается главная сложность подобного персонажа: внутренний мир писателя для него слишком многогранен. Достоверно воссоздать недалёкую личность можно, но к чему? Ведь описание со стороны позволит глубже прочувствовать простоту и глуповатость персонажа — и показать, что даже такой человек способен к глубоким переживаниям, что он такой же человек, как и все мы. Пусть и глупый, некрасивый, вызывающий отвращение, но страдающий не меньше нашего. Как часто мы забываем об этом: не секрет, что фильмы, музыка и даже книги приучают нас к состраданию Красивым, Умным или Обаятельным. А Мицу не такая. Добрая девочка готова сопереживать всем, у неё не хватает душевных сил даже на то, чтобы выторговать у собственного сострадания красивый новый жилет для себя. Приём со смешением повествований героя от первого лица и героини от третьего усиливает отрыв Мицу от общества: легко быть Ёсиокой, который говорит так много слов, чтобы оправдать жадность и желание жить, и практически невозможно вообразить себя молчаливой сострадательной Мицу. А только таким человеком и стоит быть, хотя Эндо и не скупится на ужасы жизни для этого персонажа.

Когда девушка попадает в лепрозорий, кажется — это худшее, что мог придумать для неё бессердечный автор-демиург. Но на самом деле проказа — это метафора, иллюстрирующая отношение общества к неподдельной душевной доброте (превращение добрых людей в «прокажённых», как это видно по Мицу), а лепрозорий нужен не для страданий, а чтобы наконец дать ответ: что действительно невыносимее боли и страшнее смерти?

Самое тяжёлое не боль. За два года, что я здесь, я поняла: самое ужасное — это то, что тебе не доступно простое человеческое счастье. Твоя любовь никому не нужна, и тебя никто никогда не полюбит. С этим мириться труднее всего.

Такими словами встречает Мицу соседка по палате, и они помогают девушке прозреть. Это кульминация романа.

Дальше будет только развязка, которую я и хотела оставить для читателей сюрпризом. Поэтому закончу свой текст предельно общё. Испытав и запомнив в лицо подлинный ужас, — в своём роде это ужас каждого настоящего человека, но не будем опошлять Эндо банальностью формулировок, — Мицу наконец-то может побороть его и найти счастье. Поэтому попадание в лепрозорий — это лучшее, что мог придумать для девушки милосердный автор-демиург. Там Мицу почувствовала себя как дома, там она смогла сопереживать людям, любить их — и наконец-то получать любовь в ответ.
А всё, что случилось потом — пусть останется на чьей-нибудь чужой совести. Вон, ёсиокина валяется бесхозная, пусть она страдает.

P.S. Начитавшись Нацумэ Сосэки и Акутагавы Рюноскэ, где второй называл первого своим учителем, я не без умысла перешла к третьей, более поздней японской знаменитости — Эндо Сюсаку, который получил премию имени второго. Общего между ними очень и очень мало, за исключением невероятной боли, что причинял им духовный упадок общества. Но именно эта отличительная черта и ставит всех троих в один ряд.

Комментарии


Потрясающая рецензия! Аж захотелось прочитать эту книгу, вы так проникновенно пишете, что я чуть ли не заплакала, пока читала)


Спасибо ^^
Хотя автор пишет всё-таки проникновеннее, и если от рецензии такой эффект, то книга может быть опасна, так что осторожнее!))


Начитавшись Нацумэ Сосэки и Акутагавы Рюноскэ, где второй называл первого своим учителем, я не без умысла перешла к третьей, более поздней японской знаменитости — Эндо Сюсаку

Рецензия хороша, но мои личные ощущения от знакомства с творчеством Эндо (читал два его романа) говорят, что писатель он достаточно средний. Сюжеты его, возможно, и заслуживают размышлений, но вот пишет он не так хорошо, как некоторые представители японской прозы.
В старые времена я очень любил Акутагаву (его "Муки ада" - в списке лучших произведений японской прозы), но после "Слов пигмея" от стал казаться мне просто уставшим циником. А вот у Сосэки я не успел ещё до конца прочитать роман "Сердце", но то, что прочёл, показалось мне более чем хорошим.
Сейчас из японских писателей я больше всего люблю Кавабату (изредка перечитываю некоторые страницы его произведения (Тысячекрылый журавль") и Мисиму (его новелла "Патриотизм" тоже в списке лучших произведений японской прозы).


О, спасибо, надо обратить внимание на Кавабату).
У Мисимы читала "Море изобилия" и "Золотой храм", с него, кажется, и началась моя любовь к японской литературе. Но сейчас, спустя лет десять или даже больше, закрадываются сомнения, не стал ли причиной преклонения перед Мисимой обычный юношеский максимализм?.. В общем, хочу Мисиму перечитать, новеллу "Патриотизм" тоже возьму на заметку, спасибо)).

Тот же Эндо кажется мне писателем выше среднего уровня (как минимум), потому что в "Женщине" я увидела умелое использование композиции. То есть с помощью структурных средств автор смог сделать сюжет более глубоким и интересным, хотя сама по себе такая история мало кого могла бы заинтересовать (не меня). Сейчас как раз дочитала другое произведение Эндо - "Море и яд", - и там он снова делает сюжет интереснее за счёт композиции (теми же приёмами, что Эндо не в плюс, но уже совершенно для других целей, что всё-таки хорошо), однако там другая тема - острая, если говорить штампами, - и композиция тоже сильно отличается, так что мне есть над чем поразмышлять. В целом Эндо мне нравится, хотя я не могу назвать его любимым писателем. Возможно, после его крупных романов я вообще передумаю. Но малые формы ему удаются.


Тот же Эндо кажется мне писателем выше среднего уровня (как минимум), потому что в "Женщине" я увидела умелое использование композиции.

Ну, я в этом смысле круглый дурак, потому что совершенно не умею замечать таких вещей, то есть пока я читаю о них у кого-то другого, то ещё могу согласно покивать, но стоит мне начать читать книгу самому, то мне или в лоб или никак. "Патриотизм" Мисимы, поэтому, и хорош для меня, ибо даже если и в нём есть умелое использование композиции, чего я заметить не смогу, есть в нём и что-то для меня, а именно - живость написания, ибо новелла написана так, что читая в первый раз, я вместе с героем покрылся холодным потом.

Попробуйте почитать "Скандал" Эндо, а позже сравним впечатления.


Кстати, из японцев Танидзаки Дзюнъитиро тоже весьма хорош, но он странен в силу разности его произведений, - прочитав одно, трудно составить о нём представление: его большой роман "Мелкий снег" - производит одно впечатление, "Мать Сигэмото" (эдакая стилизация под старинную японскую литературу типа "Записок от скуки", "Записок из кельи", "Записок у изголовья" и др.) - другое, "Ключ" (расхваленный Генри Миллером) - третье, "Дневник безумного старика" - четвёртое, новеллы - пятое, а эссе - шестое.


О, у меня в више есть "Похвала тени", "Мелкий снег" и "Ключ", надеюсь, вспомню об этом предостережении, когда возьмусь за Танидзаки. Спасибо (:


Да, тут может сказываться то, что меня спецом учили обращать внимание на такие вещи. Но так или иначе, живость написания тоже очень важна, а у Эндо её действительно малость не хватает)))

Да, надо попробовать. Отыщу заныканный где-то в шкафу экземпляр "Скандала" и почитаю