3.5 «Я-то один, а они-то все!»

Беллетристика (в первом значении) для сторонников "жизнеописательного" подхода. Роман о жизни Ф.М.
И первое знакомство с французским писателем, чьими трудами славится (прославляется) история и культура России во всем мире.
Читается легко; насыщено авторскими оценками, представлениями, сменами ракурсов в духе "и в этот момент он решил на всю жизнь то-то и то-то". Местами подобные вставки подтверждаются выдержками из писем, местами остаются в рамках импровизации создателя.
Из "+": образ автора (как художественный текст).
Из "-": образ автора (как литературоведческий текст с элементами справочного аппарата).
Однозначно отметить: написано страстно. Когда автору книги есть Что сказать и КАК сказать.
Хорошо подавать к нейтральной информационной базе с датами и периодами творчества (опять же нужно быть готовыми к оценочности, предвзятости и психологическому-биографическому видению).

Достоевский вскакивает, прижимает к вискам ладони. Кончено. Нужно спать. Нужно заснуть любой ценой. А между тем его мозг работает с поразительной ясностью. Несчастен ли он? Да нет. Потерпев полное крушение, он испытывает облегчение, в котором никому не осмелился бы признаться.

Меня искренне ошарашивает та решимость, с коей Анри Труайя раздает характеристики и приписывает переживания: этот облик будет отвращать его до конца жизни, а жена в ту секунду с отвращением поняла, что навсегда на ней этот припадочный.
С предыстории предков по генеалогическому древу:

Детство: яркие краски, прямые номинации. Отец - "мелочный тиран-самодур".

Жизнь была сносна и приятна, когда штаб-лекарь спал.

Юность: на третий день "Бедные люди" у Белинского и двойничество Достоевского (качественная шкала текстов прилагается)
Ссылка: от Мефистофля к народу.

С восхищением он открывал для себя русский народ – простой, неотесанный, неисчислимый, который всю свою жизнь он будет страстно любить.

Тому самому, что так манил с детства.

Не к титулованным чиновникам в галунах и нашивках, не к рафинированным аристократам, а к мужикам, к их грязным лицам, согбенным спинам, к их ласковым глазам, в которых, казалось, таился невысказанный вопрос.

И к которому он пришел на каторге:

Встреча с народом, встреча с Россией, встреча с Евангелием. Это тройной чудо свершилось в смрадной арестантской казарме, в глухом краю, когда близкие писателя считали, что он навсегда заживо погребен в недрах Сибири.

А после встреча с первой женой, встреча с...
Надеюсь, встреча с другими читателями. И с текстами самого Достоевского.