Больше рецензий

31 октября 2018 г. 10:08

2K

Роман Александра Архангельского «Бюро проверки» рассказывает об эпохе, не так далеко отстоящей от нас, но уже благополучно забытой теми, кому «посчастливилось» в ней жить, и неинтересной тем, кто родился позднее. Хотя автор несколько моложе своего героя, что не позволяет полностью их отождествить, его книга все-таки, как мне представляется, в значительной степени автобиографична или, по крайней мере, отражает часть личного опыта. Архангельский – современник Ноговицына, а значит, свидетель событий, описанных в романе (действие охватывает период в девять дней – с 19 по 27 августа 1980 г., – и разворачивается на фоне московской Олимпиады), знающий о них не понаслышке и способный с удивительной точностью передать гнетущую атмосферу тех лет с ее духом доносительства, господством «компетентных органов», властью чиновных и партийных бонз. (Сужу об этом как человек, сам живший в ту эпоху). Роман А. Архангельского актуализирует тему, поместив ее в контекст духовных исканий советской интеллигенции 1970-х гг.
Конечно, книга ценна в первую очередь не этими внелитературными качествами. Она обладает несомненными художественными достоинствами: неизбитым, оригинальным сюжетом; захватывающей, несмотря на «неторопливый» ход повествования, интригой с неожиданными поворотами и развязкой (кому придет в голову, что «монах» Артемий, которому главный герой поверяет в письмах самое сокровенное, вовсе не монах и даже не мужчина?); галереей ярких образов, среди которых выделяется профессор Самулей, цитирующий на память стихи Глазкова и Межирова и держащий в кабинете чернильницу в виде головы Пушкина; выразительным языком («длиннохвостый Лялин переулок», «сахарная церковь с зелеными куполами», «накрахмаленные милиционеры»); хорошим стилем, напоминающим о том, что Архангельский – не только популярный телеведущий и журналист, но и литературный критик и автор нескольких книг, правда, по большей части не художественных. Я бы затруднилась с определением жанра: роман воспитания? Книга об обретении духовного опыта? Образчик экзистенциальной литературы? В книге нашлось место всему – истории, любви, религии, нравоописанию. Она изобилует деталями и типажами, способными смутить и сбить с толку современного читателя, но характерными для тогдашней эпохи. Что главный герой, обретя веру, хранит дома иконы и лампаду, кажется естественным, хотя и идет вразрез с представлениями окружающих об интересах молодого советского ученого и, вероятно, комсомольца; но что у сына замминистра МВД за рядами томов Маркса и Ленина стоит запрещенная в СССР самиздатовская и тамиздатовская литература, а сам отец собирает немецкие военные награды времен Рейха, свидетельствует о какой-то раздвоенности сознания, возможно, неизбежного в условиях несвободы.
У книги открытый финал: неизвестно, что будет с героем дальше, отправится ли он в армию с перспективой быть посланным в Афганистан или его «отмажут» влиятельные родственники. По некоторым косвенным признакам – автор ведет повествование от первого лица, раз или два обмолвившись, что описываемые события происходили много лет назад – можно судить, что самого страшного он избежит. Но недосказанность в «Бюро проверки» чувствуется не только здесь: читателю остается лишь гадать, как Ноговицын, выросший в обычной, нерелигиозной советской семье (родители недоумевают, узнав, что он крестился и соблюдает посты), пришел к вере; чем вызвано предательство Ани, сообщившей «органам» компрометирующие его сведения; как сочетается серьезность и трезвость мысли Алексея с наивной готовностью поверить всему, что говорит ему Лже-Артемий. Длинные, растянутые на несколько страниц послания «монаха» Ноговицыну, по-моему, избыточны и не вписываются в канву. Книге – несмотря на умение автора держать интригу – порой недостает динамизма, некоторые описания затянуты.
Впрочем, этот короткий список «недостатков», которые следует здесь взять в кавычки, поскольку рецензент мог принять за них сознательно используемые автором приемы да и вообще что-то не так понять, не умаляет перечисленных выше многочисленных достоинств.
В заключение – несколько запомнившихся цитат, особенно интересных мне как библиотекарю с многолетним стажем. Вот описание библиотеки Самулея, которую сам владелец называет «шедевральной»: «Все стены в кабинете занимали стеллажи, тоже старые, глубокие, из черного проморенного дерева <…> Всемирная литература, расставленная по эпохам, странам и годам рождения писателей, начиная с крохотной синенькой книжечки шумерских мифов и кончая толстым томом Евтушенко. Всеобщая история, подчиненная другому принципу: от многотомных сочинений Гиббона в дорогих сафьянных переплетах до картонного зачитанного Тойнби в тяжеловесном оксфордском издании. Ну и, конечно, философия. <…> А на приземленных нижних полках <…> толпились новомодные романы, начиная с итальянского издания Il nome della rosa филолога-медиевиста Эко («и как ему только не стыдно, казалось, серьезный ученый») и кончая самиздатскими романами Войновича, Аксенова, покойного Домбровского. <…>». Сравните с библиотекой советского торгпреда, отца невесты Ноговицына: «Гостиная была совмещена с библиотекой. На открытых стеллажах, протравленных олифой, построились шеренги русских классиков: сиреневый Чехов, бордовый Лесков и зеленый Толстой. <…> Книги были читаны и перечитаны: заячьими ушками торчали белые бумажные закладки, корешки – затерты по краям».

В общем, мне понравилось. Рекомендую! 