5 "Он чувствовал себя, как муха, запутавшаяся в волокнах паутины, жадно взирающая беспомощными глазами на желанную свободу"

Второй том начинается с чудной интерлюдии «Последнее лето Форсайта». Она написана будто через восприятие только одного героя – старого Джолиона Форсайта. Он уже стар, и понимает, что жизнь почти кончилась. Он умиротворен своими отношениями с сыном и его семьей, наслаждается природой, размышляет о ценностях жизни.

«Вдалеке куковала кукушка; лесной голубь ворковал с ближайшего вяза на краю поля, а как распустились после покоса ромашки и лютики! И ветер переменился на югозападный — чудесный воздух, сочный! Он сдвинул шляпу на затылок и подставил подбородок и щеку солнцу. …Считается, что старым людям ничего не нужно. И та нефорсайтская философия, которая всегда жила в его душе, подсказала мысль: «Всегда нам мало. Будешь стоять одной ногой в могиле, а все, должно быть, чего-то будет хотеться». … И не проходило дня, чтобы он не испытывал легкой тоски просто от любви ко всему этому, чувствуя, может быть, глубоко внутри, что ему недолго осталось радоваться жизни…Честность, собственность — утомительно это все-таки; дрозды и закаты никогда его не утомляли, только вызывали в нем неспокойное чувство, что ему все мало. Устремив взгляд на тихое сияние раннего вечера и на маленькие золотые и белые цветы газона, он подумал: эта погода как музыка «Орфея»…

Случайная встреча с Ирэн положила начало его примирению с той, что считалась виновницей неудавшегося когда-то счастья любимой внучки Джун. Джолион покорен красотой и благородством женщины и ее несчастной долей. Напоследок, сознавая как недолго ему осталось, он включает в завещание пункт, который позволит поддержать Ирэн финансово. В таком умиротворенном сознании он завершает свой земной путь.
Роман «В петле» начинается с размышлений автора о смерти, о потомках большого форсайтского рода, и о том, что обеспеченность порой бывает плохим стимулом не только к развитию рода, но даже к рождаемости.

«Были ещё и другие причины этой столь слабой рождаемости. Неуверенность в своей способности зарабатывать деньги, естественная, когда достаток обеспечен, вместе с сознанием, что отцы ещё не собираются умирать, делала их осторожными. Когда есть дети, а доход не особенно велик, требования вкуса и комфорта должны неминуемо снизиться: что достаточно для двоих, недостаточно для четверых и так далее; лучше подождать и посмотреть, как поступит отец. Кроме того, приятно жить в своё удовольствие, без помех. В сущности, им гораздо больше нравилось не иметь детей, а распоряжаться самими собой по собственному усмотрению в соответствии со все растущей тенденцией «fin de siecle»(конца века), как тогда говорили. Таким образом они избегали всякого риска и приобретали возможность завести автомобиль»

Роман продолжает разворачивать панораму изменяющейся жизни, нравов викторианского общества, обнажает вечную проблему отцов и детей. Главные герои, сыновья прежнего оплота Форсайтов – Сомс, молодой Джолион постепенно становятся сами оплотом, который наблюдает постепенный уход предыдущего поколения. Теперь уже Джолион в качестве отца встречают новые вызовы времени – взрослеющие дети, их первые самостоятельные решения, примирение со старшей Джун. Но все же главной, центральной темой романа «В петле» является вопрос сложности и невозможности публичного разрешения бракоразводного процесса. В этом романе как бы параллельно идут два дела в одном семействе: Уинифрид Форсайт, по мужу Дарти, не знает, как бы разорвать отношения с гулякой мужем (Монтэгью), а благородный Сомс, помогая сестре, сам ищет выход из мучительной для него истории с бывшей женой (Ирэн), которая по закону все еще его «собственность». Ирэн суждено в очередной раз отстаивать свою независимость и право на собственные чувства.
Как далеко мы, современники, ушли в нашей «цивилизованности», когда развод и публичность внутрисемейных отношений стала не просто нормой, а почти какой-то азартной игрой и достоинством. Это особенно интересно было наблюдать как люди, которые владели немалыми состояниями, обладали связями и возможностями, были бессильны перед нравственными нормами, мнением общества, семьи.
Одна их ярких сцен в романе – выбор Сомса в момент родов его жены. Трезвый расчет, ясные ум, торжество определенного врожденного цинизма…

«Это жестоко, — думал он. — Как это могло случиться, что мне приходится решать такой вопрос? Это жестоко!» Он повернулся и пошёл к дому. Если бы был какой-нибудь простой, мудрый способ решить! Сомс вынул монету и снова положил её обратно. Как бы она ни легла, если бы он загадал на неё, он знал, что не остановится на том, что подскажет ему случай. … «Этот Джолион, — подумал он, — у него есть дети, он завладел женщиной, которую я действительно любил, и вот теперь у него сын от неё. А от меня требуют, чтобы я убил своего единственного ребёнка. Аннет не может умереть; это немыслимо. У неё здоровый, сильный организм!...Единственно, в чём был бы живой смысл для них обоих, для их семейной жизни, для их будущего, — это ребёнок. «Я столько вытерпел из-за этого, — думал Сомс. — Я буду держаться, буду. Есть шанс спасти обоих — есть шанс!» Нельзя отдавать своими руками, пока не отняли, это неестественно! »

Но, прав Голсуорси, его все равно жаль. Жаль человека, которому просто не дано… Не дано понять причину своего поражения, почувствовать трагедию Ирэн, как жертвы их брака, не дано даже смириться перед неизбежностью жизни.
Оканчивается роман смертью старого Джемса, отца Сомса. Но для Сомса начинается новая страница – он вновь женат и он стал отцом.

«Ещё один старый Форсайт уходит на покой — удивительные люди! Удивительно, с каким упорством он держался! Мать и Уинифрид, наклонившись вперёд, не отрывая глаз следили за губами Джемса. Но Сомс, повернувшись боком, грел его ноги; он находил в этом какое-то утешение, хотя они и становились все холоднее и холоднее. Вдруг он вскочил: ужасный, страшный звук, какого он никогда в жизни не слышал, сорвался с губ отца, как будто возмущённое сердце разбилось с протяжным стоном. Что за крепкое сердце, если оно — могло исторгнуть такое прощание! Звук замер. Сомс заглянул в лицо. Оно было неподвижно…»