2.5

Прочитав когда-то давно «Милые кости» и так не сумев досмотреть за компанию экранизацию даже до половины из-за ее невыносимой скучности и содержательной нелепости, я поняла, что Элис Сиболд – не мой автор, и прочно забыла ее имя. В «Луне», почему-то не сразу взглянув на автора, я первым делом прочитала аннотацию, обещавшую историю женщины, убившей свою мать после долгих попыток добиться ее любви, и только потом увидела: «Э.Сиболд». Но решила рискнуть. И, как оказалось, зря.

Несколько лет назад я с чувством ошеломляющего трагизма прочитала книгу О. Славниковой «Стрекоза, увеличенная до размеров собаки» и подумала, что есть смысл и дальше читать писательские истории об извращенных, невротичных отношениях матерей и дочерей. Эта книга была попыткой прорваться во что-то глубоко сущностное и одновременно патологичное в родственных отношениях, понять, почему и как разрушается первозданная близость матери и ребенка, исчезает основа основ любого человеческого существования. Что тогда происходит с людьми? Почему происходит отчуждение? Как они могут жить рядом, но не вместе? Чем именно нелюбимые и нелюбящие отличаются от тех, чьи отношения всегда были «праздником, который всегда с тобой»?

Как выяснилось довольно быстро, я просто сама насочиняла себе то, о чем в «Луне» не было ни слова, ни полслова. Это была совсем другая история – плоская и поверхностная повесть о семье, в которой каждый был сам по себе и каждый нес в себе болезнь отчуждения, с каждым годом все дальше и дальше удаляясь от реальности и возможности что-то изменить в ней. В ней изначально не было ни тайны, ни загадки, ни интриги (если не считать интригой надежду читателя, что совершенное главной героиней Хелен Найтли преступление будет наказано – как скоро и как справедливо), а только глубокая серая тоска болезни. Ее метастазы, разрастаясь, захватывают не только ее память детства, но и нынешние попытки найти того, кто бы ее полюбил, и одновременно – объект для своей собственной любви, которая не была востребована матерью и в каком-то смысле осталась нерастраченной. Вся трагедия ее состоит в том, что никогда ни для кого – ни для матери, ни для собственных дочерей, ни для бывшего мужа Джейка, ни для Хеймиша - сына ее лучшей подруги Натали, на безрыбье превращенного в любовника, - она никогда не была Number One. В этом все и дело. Без этого трудно жить и становиться лучше. Она и не становится, что бы ни сделала, потому что в ее жизни давно нет главного сущностного принципа: «ради кого» становиться лучше. Жизнь не удалась, увы. Поплачем вместе.

Да, такое случается, это трагично, это инвалидизирует личность, но это не повод убивать, поэтому к героине трудно отнестись без брезгливой отстраненности, какими бы мотивами она ни руководствовалась, какие бы оправдывающие переживания детства ни сопутствовали ее неприятию себя. И даже если отвлечься от уголовных и клинических контекстов этой истории, а сосредоточиться только на психологических, то и здесь ясно, что убийство ничего для нее не решило, да и изначально не было способно решить («опять бью мимо!»). Тот, кто волею судьбы оказался в клетке материнской нелюбви, не имеет шансов ее добыть: материнская любовь безусловна, и она либо есть, либо нет, ее невозможно завоевать, заслужить, вымолить, купить и т. д. Материнскую нелюбовь остается только принять, как данность, и искать себе другую жизнь, не замыкаясь на ней. Поэтому избавившись глупым и брутальным способом от своей 88-летней матери, 48-летняя Хелен не может воспользоваться… да нет, не обретенной свободой… она не может справиться с пустотой собственного существования, которая начала зиять, когда исчезла необходимость привычно, ежедневно заботиться, завоевывать, заслуживать, терпеть, быть «хорошей дочерью» и любить-ненавидеть мать. Она теряет привычный способ существования, не будучи в состоянии обрести иное, желанное. Она сама – никакая, поэтому ей и не спастись. Ее даже не самоубийство не хватило, и финал романа – это не акт победившего мужества принять ответственность за совершенное преступление, а акт отпускания своей жизни по волнам обстоятельств: будь что будет, пожнем, что посеяли. Глупо и никчемно. И читать об этом было неинтересно.

Так что теперь окончательно и бесповоротно: Элис Сиболд – абсолютно не мой автор. Может, чей-то, но точно не мой.