5 Одиночество в се...мье

У него под шляпой пусто, как говорили в те времена, и он ненавидит альбиносов: от них его передергивает. Он ненавидит их розовые кроличьи глаза. Его дядя однажды видел альбиноску, обгоревшую на солнце, - сплошные волдыри, и все жилки на коже проступают. Ее тошнило, просто выворачивало, и мерзкие белые волосы падали на лицо, а цветные очки валялись на траве.
"Картезианская соната" Уильям Гэсс

С этой книгой подтвердились две расхожие истины: 1. женщина любит ушами; 2. ничто так не способствует освоению языка, как состояние легкой влюбленности в его носителя. Потому что «Dygot» - звездный дебют Якуба Малецкого, пришел в формате аудиокниги, начитанной тем же Анджеем Ференцем, который познакомил с работой нынешнего года «Rdza». За июньскую неделю бесконечного переслушивания романа на незнакомом языке, не только поднаторела в понимании, но и успела влюбиться в голос. Потому, Анджея Ференца в начатой книге опознала мгновенно и, с радостным удивлением, убедилась, что почти все понимаю. Не верьте Жюлю Верну, Паганель которого изучает испанский по книгам и единственный камень преткновения, когда судно приплывает в Южную Америку - попытка говорить с местными по-испански в то время, как в Бразилии (куда их занесло из-за манипуляций с компасом) португеш. На самом деле, изучение языка включает четыре обязательных составляющих: говорить, понимать сказанное, читать, писать и на каждый навык свой комплекс упражнений. Все языки, которые изучала самостоятельно – это приоритет чтения при больших сложностях в понимании с голоса. Все, кроме польского.

И будет о себе, любимой, теперь о книге, она того стоит. Не питая любви к семейным сагам как жанру с большой склонностью впадать в неумеренный пафос, слезливую сентиментальность и придание личности любого Акакия Акакиевича наполеоновских масштабов исключительно в силу принадлежности его к описанному роду, романы Малецкого люблю. В сути это антисемейный роман, его противоположность, мастерская мимикрия под народно-любимую форму. Здесь космическое одиночество, отдельность героев, в которой ни путы, набрасываемые страстью; ни взаимная привязанность между родителями и детьми, не гарантируют подлинной близости. Каждый персонаж отдельно, всякий сам проходит свой путь, лишь изредка и ненадолго получая возможность передышки в любящих объятиях.

Это лишь отражение объективной реальности, которая состоит в том, что институт семьи в ее традиционных формах уходит со сменой астрологических эпох, что не может не восприниматься болезненно. Две тысячи лет Эпохи Рыб с тяготением к домострою, к «жить надо так, как от веку заповедано»; с необходимостью держаться вместе, потому что в одиночку не выжить; со «свой своему поневоле брат»; внизу мы вместе потому что суп на четверых мало отличается в цене от супа на одного и на отопление меньше уходит, наверху – потому что прочие Гвельфы могут быть отъявленными мерзавцами, но они хотя бы не Гиббелины, которые при первом удобном случае вздернут тебя на садовой ограде. Теперь, на стыке эпох, когда каждый убедился, что жить самому по себе много проще, удобнее, комфортнее, а заработать на это как-нибудь, да удастся, если ты не безрукий и не безголовый, семья не держит мертвой хваткой и многие вещи, которые творились под сурдинку, становятся легитимными.

Старое отмирает, новое, которое придет на смену, пока неясно даже в очертаниях, а
есть еще родовая память, притяжение корней впечатанные в подкорку глубже и мощнее, чем осознание себя членом семьи как ячейки. Род – это темное, глухое, мощное, что живо в каждом и нас и к чему двадцать веков Рыб имеют такое же отношение, как кремовый слой к торту. А крепкое слово проклятия, что летит вслед из уст благодетельницы, брошенной тобой на военной дороге, обретает силу привести в твой дом чудовище. Или святого? Не суть важно – кого-то, кто прервет род, поставит на нем роковую мету. И все вместе: род, семья, стремление к отдельности; древнее, старое, новое – все это дает ощущение вибрирующего неспокойного мира. Дыготать – значит дрожать..

Несмотря на внешнюю жанровую простоту, на форму - идеальные под восприятие сетевого человека компактные главы, книга глубокая и сложная. Недаром в Польше в год выхода она стала главным литературным событием, мгновенно прославив Якуба Малецкого. Но "Ржавчина" лучше, она нашла силы почти совершенно выпростаться из пут семейной саги, в этом смысле "Dygot" с его заклятьями, предсказаниями и проклятьями все-таки несет значительный отпечаток того, что русскому читателю знакомо по книжкам Дины Рубиной. Якуб Малецкий интересный автор, он молод и он на взлете. Будем ждать еще книг.