3 Неровный сборник

Сборник рассказов «Маяк на Хийумаа» состоит из двух частей: нонфикшн «Тени и люди» (в основном описаны события, связанные с историческими изысканиями автора) и фикшн «Рассказы разных лет».
«Маяк на Хийумаа». Рассказ, давший название сборнику, выглядит самым сильным из всех. Занимаясь мифами, созданными вокруг биографии барона Унгерна, автор сам неожиданно оказался подхвачен потоком мифотворчества. Причем «слабым» местом оказалась не история (время), а география (пространство). Чтобы избавиться от заблуждения, автору необходимо съездить на остров Хийумаа и посмотреть на маяк и на берега. В повествовании намечаются философские линии: искажение подлинных событий даже при документальном исследовании; критическая оценка историком своей работы. Автор предстаёт в иной ипостаси, когда пара «просвещённый Роденгаузен – профан автор» замещается парой «просвещённый автор – профан Марио». Но Юзефович не развивает ни одну из этих тем, а лишь обрывает рассказ там, где считает нужным, предоставив читателю возможность самостоятельно додумать остальное.
«Полковник Казагранди и его внук», «Поздний звонок». Оба рассказа – об ответственности, к которой призывают историка – и даже навязывают ему – потомки исторических личностей (или лиц, едва мелькнувших на историческом фоне). Цитата, бесстрастно данная писателем, воспринимается потомками как личное оскорбление, как повод предъявлять – и сводить – счёты. Может быть, стоило бы ограничиться лишь вторым рассказом, потому что затянутая история про Казагранди (и его внука, преуспевающего австралийского юриста) кажется пресной по сравнению с динамичным «Поздним звонком», с попыткой неизвестного старика обвинить Юзефовича и в собственных неудачах, и чуть ли не во всех смертных грехах.
«Убийца». Ещё один сильный рассказ, сюжет которого вполне можно развернуть до полноценного романа. В определённый момент даже становится неважно, действительно ли автору удалось восстановить ход событий: вместо документальной подлинности возникает подлинность психологическая.
«Солнце спускается за лесом». Рассказ слабый и неинтересный. На протяжении всего текста автор пытается искусственно привлечь читательское внимание к событиям и фактам, ничем не примечательным. Жизнь друга юности Коли Гилёва так и не находит художественного воплощения в повествовании, а рассуждения о том, как человек с годами утрачивает родной язык, скатываются к сведению счётов с учёной латышкой.
Вторая часть книги по своим художественным достоинствам уступает первой и, видимо, напечатана в нагрузку к ней.
«Гроза». Рассказу недостаёт «опознавательных знаков», с помощью которых читателю было бы легче ориентироваться. «Ничего, скоро их власть кончится», – эта фраза, характеризующая определённое время и определённый тип людей, незаметно мелькает в конце так, что её можно не заметить. Построенный на противопоставлении двух героев (Родыгина и Надежды Степановны), сюжет явно перекошен в сторону Родыгина. Очевидно, Юзефович, в прошлом работавший учителем, повидал много таких родыгиных, поэтому герой получился живым и по-человечески неприятным, нагнетающим в классе атмосферу, которая разражается грозой – как и тучи над школой. Наверняка надежды степановны тоже встречались автору, но вот Надежда Степановна оказывается какой-то бледной и ненужной. На протяжении всего рассказа она словно топчется где-то в кулисах, чтобы в финале выйти на сцену с кульками черёмухи. Кстати, о черёмухе, которая является символом нежности и как бы примиряет героев в финале. Излишний символизм приводит к ботанической нелепице: откуда ягоды черёмухи в сентябре?
«Бабочка». Самый сильный рассказ второй части, который, несмотря на психологическую плотность концовки, перегружен ненужными подробностями. И Рогов, и выкрест Галькевич, и невесть как затесавшийся в эту компанию Пол Драйден – все становятся абсолютно условными, как только возникает «кто-то» в дверном глазке. И ни к чему предшествовавшие страницы с историческими спорами и байками. Вот узнал автор о том, как в дореволюционные времена предохранялись проститутки элитных борделей. Узнал – и решил рассказать об этом читателям. Но какое отношение это имеет к тому, что переживают герои в конце, к тому, ради чего и написан рассказ?..
«Колокольчик». Здесь придётся выступить в роли учёной латышки, потому что в тексте не только искажена фамилия поэта-авиатора Василия Каменского (у Юзефовича – Каминский), но и село, в котором находится дом-музей поэта (Троица), названо Черновское.
В рассказе вновь появляется черёмуха, которую хочет извести сосед главного героя: она растёт на границе их садовых участков. И не колокольчик, а именно черёмуха, символ нежности, помогает как-то связать между собой разрозненные эпизоды рассказа.
«Филэллин», последний рассказ сборника, является не слишком удачной стилизацией под романтическую прозу. Вряд ли светская англичанка, жившая во времена Байрона, позволила бы себе сказать: «Но если ты в постели, перед сном, начнёшь распалять себя мечтаниями обо мне и рукой ублажать свой орган, это же не значит, что ты любишь меня», – сказать даже бывшему любовнику. Герой и героиня, оба не удовлетворённые жизнью, оба гонящиеся за яркими миражами (он любит эллинов, она «хочет жить»), оба изменившие (он – родине, она – мужу), – герой и героиня нарисованы шаблонно, отчего порой кажется, что их слова – цитаты из какого-нибудь нравоучительного романа или даже трактата.
По подбору рассказов сборник получился неровным: наряду с сильными текстами есть много проходных вещей.

Источник