Обзор профиля Diomed

При первом прочтении "Игра Джеральда" понравилась мне гораздо больше. Но все равно книга остаётся у меня одной из любимейших в творчестве Стивена Кинга. Это качественный психологический триллер с элементами классического хоррора.

Читать Стивена Кинга - все равно что собирать пазл из аллюзий. При повторном чтении "Игры" мне хотелось разобраться, из каких деталей собран данный конструктор. В своих мемуарах "Как писать книги" Кинг пишет, что одним из вариантов сюжета, вокруг которого будет построено художественное произведение, может стать некая невероятная экстремальная ситуация. Поиск к выходу из неё должен сразу зацепить читательский интерес. Игра Джеральда Берлингейма становится подобным сюжетным шаблоном. Но здесь надо отдать должное выдающейся фантазии Стивена. Уже первая глава заставляет тебя понять, что эту книгу ты не бросишь, и будешь стремительно двигаться к концу.

Стивен Кинг довольно искусный мастер литературного плагиата. По его книгам можно проследить не только из каких произведений он копирует те или иные сюжетные линии, характер героев, но и влияние каких книг испытывает в период работы над своей книгой. Правда, писатель часто оставляет отсылки или уж совсем жирные намёки, боясь последующего разоблачения. Это вполне объяснимо, поскольку Кинг скорее из тех писателей, что круглосуточно обитают в мире литературы, в мире собственных фантазий. Так, роман "Мизери" почти полностью списан с "Коллекционера" Джона Фаулза, а во втором опубликованном романе Кинга "Жребий" дом Марстенов взят из повести Г.Ф.Лавкрафта "Притаившийся ужас". У Лавкрафта фамилия героя Мартенс, так что здесь изменена только одна буква. Но в самой книге Стивен даёт только отрывки из книги Ширли Джексон в качестве эпиграфа. Более того, Кинг утверждает, что "Мизери" появилась в результате приснившегося ему кошмара. Но только он не договаривает, что по сути он перенес себя на место Миранды Грей.

Умелая игра ассоциациями к известным произведениям может стать большим достоинством писателя, если их развивать в правильном направлении. В жанровой литературе это не редкость. Но беда "Игры Джеральда" в том, что надо чем-то занять читателя на протяжении двухсот страниц, пока Джесси лежит прикованная наручниками. Вот в этом Кинг сплоховал. Первые 50 страниц - просто психологический трёп на тему семейных отношений. Пособие по самовнушению в стиле Дейла Карнеги: "Как ничего не делать, жить с презираемым мужем, заниматься бесконечным самокопанием и быть счастливой". Конечно, Стивен наделен умением забираться в женские головы. Но голова Джесси Берлингейм явно не то место, где хочется задержаться. Чувствуется, что книге не хватает драматизма, несмотря на лежащего на полу создателя "игры", не хватает подлинной трагедии.

И у кого Кинг заимствует внутреннюю драму Джесси? У Набокова. Сцена между Джесси и её отцом во время затмения полностью повторяет первый тактильный сексуальный опыт Гумберта с Лолитой. Скопирована (пусть и довольно натяжно) схема отношений с матерью. Джесси боится, что Салли Махо увидит в ней ту, кого увидела Шарлотта Гейз в Лолите, - конкурентку. Гумберт Гумберт был по факту несостоявшимся отчимом Долорес Гейз, у Джесси дело происходит с собственным отцом. На её счастье, ситуация не получает продолжения. В одно время с "Игрой Джеральда" Кинг создаёт "Долорес Клейборн", где поднимается подобная тема. Это лишний раз говорит о том, что писатель в данный период своего творчества испытывал сильнейшее влияние романа Владимира Набокова. Долорес Клейборн, Долорес Гейз... Как будто Кинг хотел оправдаться за "Игру Джеральда".

На страницах романа неоднократно встречается упоминание поэмы Эдгара Аллана По "Ворон". Это проявляется не только в постоянном упоминании рифмовального окончания "nothing more". Сперва с Джесси играет ветер, затем эхо... "больше ничего". В первый приход Космического ковбоя, обращения Джесси к нему не что иное, как разговор героя Эдгара По с вороном. Кинг просто великолепно воссоздает и обыгрывает мрачную атмосферу этой мистической поэмы.

В конце книги мы узнаем подлинную историю Космического ковбоя, этого демона любви. Она даже более шокирующая, чем происшествие с Джесси и её мужем. Кинг пишет о внешнем сходстве Жобера с Чарльзом Мэнсоном, но думается, что реальным прототипом этого монстра был Джеффри Дамер. Хронологически в период создания книги Дамер был пойман, и его процесс гремел по телевидению. И во многом, Кинг вынужден сделать из Жобера демона ада, чтобы затмить Джеффри. На фоне столь колоритного персонажа душевная драма Джесси Берлингейм просто отходит на второй план и теряется.

Ученик для Эрики

Вот это, действительно, ад. Страшнее только мир Платонова. Мир "Пианистки" Эльфриды Елинек словно некий синтез мира Кафки и Захер-Мазоха - когда-то её соотечественников. С закулисными комментариями Фрейда. Где-то поблизости засел Вейнингер - последний раз послушать Бетховена. Возможно, если бы он был сыном фрау Кохут, то не дожил бы до двадцати трёх.

Елинек даёт доведенную до абсурда клиническую картину мазохизма, возникшего в результате подавления сексуальных влечений. Высокая сексуальная энергетика находит выход в творческой сублимации, в поразительных успехах, которых добилась Эрика Кохут в исполнительском мастерстве. Сознание Эрики через конструирование параллельной реальности продолжает искать выход остальной энергии. Поскольку в тесном мире квартиры Кохут наложено "табу" на легальные формы половых отношений, Эрика ищет реализации желаний в сферах, куда начальство (мать) и не подумает посмотреть. Табуированность обыденного формирует в Эрике смелость к запретному. К тому, что скудный ум фрау Кохут не додумался запретить.

Папаша Эрики нашёл себе приют в доме умалишённых. Можно поздравить его с этим. У Эмиля Чорана в "Признаниях и проклятиях" описывается один случай:

Весной 1937 года, когда я прогуливался в саду психиатрической больницы в городе Сибиу в Трансильвании, ко мне подошел один из ее «обитателей». Мы обменялись несколькими словами, а затем я сказал ему:
— Хорошо здесь.
— Еще бы. Стоит быть сумасшедшим, — ответил он мне.
— И все же вы находитесь в своего рода тюрьме.
— Если угодно, да, но здесь живешь без всяких забот. К тому же скоро война, — вы, как и я, это знаете. А здесь спокойно. Нас не мобилизуют, и потом никто не станет бомбить сумасшедший дом. На вашем месте я бы сразу туда лег.
Взволнованный и очарованный, покинув его, я постарался разузнать о нем побольше. Меня заверили, что он действительно сумасшедший. Правда это или нет, но никто и никогда не дал мне более разумного совета.

Если бы не датировка, можно было предположить, что это был муж фрау Кохут.

Стиль Елинек - постмодернистский словесный дождь - мне не очень по нраву. Но он великолепно подходит, чтобы описать сцену, в которой фрау Кохут пытается подслушать и дорисовать разговор Эрики с молодым человеком. Она воспринимает дочь как собственность, вечного ребёнка, который не должен иметь дерзости взрослеть. На собственность посягают, кто-то хочет разрушить их мирок. Поразительно, как Елинек умудряется передать каждое ощущение, каждый штрих психологического состояния. Перед нами классический случай трансформации нарциссических комплексов - перекладывание материнских амбиций на ребёнка (чаще сына, нежели дочери). Эрика - объект вклада и предмет пользования. Это странный феномен, свойственный обществам традиционалистского типа. Думать, что твой ребёнок достигнет успехов, которых не смог достичь сам, и вменять ему это в обязанность.

Часто встречается расхожее мнение, что Фрейд не смог найти ответ на вопрос: "Чего хочет женщина?" Если внимательно прочитать "Лекции по введению в психоанализ" можно найти достаточно полный ответ на этот вопрос. С точки зрения Фрейда, самореализация женщины заключается в преодолении "комплекса кастрации", который формируется у неё в период раннего детства. Преодоления "комплекса кастрации" подразумевает рождение сына и возведение мужа в состояние ребёнка. Рожденный сын, как часть женщины в продолжении, компенсирует недостающий половой орган, а возведенный в безобидное состояние супруг компенсирует страх и уважение, которое некогда вызывал в женщине её отец.

Фрау Кохут успешно довела до состояния "ребёнка" своего мужа. Сына у ней нет, а потребность в самореализации остаётся. Поэтому она создаёт уродливый мирок, запрещающий Эрике взрослеть. Для полной картины Елинек должна была бы дать хоть какие-то зарисовки из молодости и детства этой стервы. А то о ней ничего особенно не говорится, кроме того, что она обзавелась ребёнком в позднем возрасте и довольно случайно. От Эрики требуется самоотречение в духе "практической философии" Канта, при том в отличие от него, не добровольное. Кто, кроме Вейнингера, матери Эрики и казенных отечественных профессоров, ещё способен восхищаться этой космической глупостью - "практической философией" Канта?

Мать Эрики словно даже не замечает, что ухажер дочери на порядок её моложе. Он, в первую очередь, мужчина, самец, вторгшийся на их территорию. И не важно сколько ему лет - 20, 30, 40, 50 и т.д. - главное, чтобы он оказался там же, где предыдущий "глава прайда".

Эрика пишет Вальтеру письмо, в котором уверяет о своей любви и готовности покориться. Вальтер уверяет, что его фамилия вовсе не Дунаев. Он не носит мехов. Эрика хочет помощи. Вальтер говорит, что Эрика больна, ей надо лечиться. Какой цвет нравится Вальтеру? Вальтер не думает, что плеть будет хорошо смотреться в его руке. Если Вальтер хочет, он может ударить Эрику. Он может придать их сексуальной близости особый оттенок. Господин Клеммер утверждает, что он не на столько сильно любит Шуберта. Не слишком ли быстро Эрика переименовалась в Григория?

И все-таки в каждом Вальтере сидит немного Скотта.

Книга Эльфриды Елинек меня приятно удивила, поскольку редко встретишь у современного автора столь беспощадный анализ (в данном случае и самоанализ) и подробное раскрытие темы. Безусловно, оценка "Пианистки" будет колебаться по шкале оценивания от нуля до высот, от пренебрежительного отзыва до восторга. У меня предыдущая прочитанная книга Елинек ("Бэмбилэнд. Вавилон") вызвала недоумение и негатив. Но здесь эротизм не граничит с пошлостью, а степень реализма пугающе запредельная, как в фильмах Патриса Шеро, Ларса фон Триера, Майка Ли или этого парня, который снял "Видео Бенни", "Замок", "Забавные игры", "Белую ленту", "Любовь" и какой-то фильм с Изабель Юппер в главной роли. И, честно говоря, даже не знаю, чьей заслуги в Нобелевской премии, присуждённой Елинек, больше - её самой или этих двоих.