И в зелёных глазах печали,
и в цветах, что всегда молчали,
отражаясь и умирая,
не иссякнет вода живая,
не иссякнет песня и память,
станет месть веками и снами,
извиваясь в узорах листьев,
убивая клинком и мыслью,
засыпая и просыпаясь,
не остынет и не истает...

Тихим плачем цветов сожжённых,
колокольчиком прокажённых
и нестройным воплем набата
в этот город пришла расплата.

Злобой злость, криком вопль, хохот - смехом
отзовётся тающим эхом,
с комариным сравняется писком...
Только зелень лунного диска,
только гной из глубокой раны,
нанесённой клинком багряным.
Конский цокот в ночи тоскливой,
лунный глаз над сломанной ивой,
и Волна в тростниках прибрежных
отзовётся голосом прежних.
Скоро пламя станет рассветом,
зелень - кровью, трясины - пеплом,
пусть горит Агарис,
серый город да станет склепом...

Чёрным змеям и белым птицам
в день последний выпало слиться
в полный боли клубок тревоги
на последнем крутом пороге.
На исходе грядущей ночи,
где секунды столетья точат,
где в глухих глубинах колодцев
неживущее шевельнётся...

Я - змея, я волна, я дева,
стон любви и гримаса гнева.
Я жива, я мертва, я вечна,
я стрела, что летит навстречу,
я клинок, что вонзится в горло,
я смотрю, я пою, я помню...
Я ждала этот день, этот день возвращённых Молний...

Только ненависть может ждать долго,
только ненависть станет песней.
Синей песней, рождённой болью,
сердцем моря, горечью соли,
только ненависть станет песней,
ожиданием тоже станет
на рассвете из сна и стали,
на заре в предчувствии молний,
только ненависть может помнить...