представляется, что геополитическая биография России и без монгольского завоевания сложилась бы примерно так же.
Все существенные различия относились бы к сфере внутреннего государственного устройства, национальной ментальности и базовых культурно-социальных установок.

Коротко и упрощенно главное различие между архетипической европейской цивилизационной моделью и моделью азиатской (точнее, китайской) можно свести к проблеме первичности общественного и личного.
В Европе с античных времен – в силу природных условий, особенностей исторического развития, плотности расселения, специфики хозяйствования и так далее – сложилось стойкое представление о том, что интересы индивидуума являются высшей ценностью; они важнее интересов социума. В восточной Азии людям, чтобы выжить, приходилось объединяться в общины, и первоцелью было выживание коллектива. Ради этого можно и должно было жертвовать интересами, даже жизнью отдельных членов сообщества.

По мере исторического развития два эти первоначальных принципа развились в две разные политические системы. государства.
Равенство, правовое государство с единым для всех законом – идея «европейская». Для «азиатской» модели важнее прочность иерархии, в которой более высокое положение означает и больший набор личных прав. Плюсы первой модели очевидны. Плюсы второй – в высокой прочности при потрясениях.

Главным «азиатским» наследием для России стала сакрализация государственной власти как гаранта стабильности и проистекающее отсюда ограничение личных свобод. Не государство служит своим жителям, а жители государству – вот принцип, по которому во все периоды была устроена российская внутренняя жизнь (включая времена, когда это официально опровергалось).

При формировании русского «евроазиатского» государства всё население рассматривалось как собственность монарха. Даже дворянство, в отличие от европейского, находилось на положении рабов, поскольку поместья не передавались от отца к сыну, а жаловались в кормление, то есть предоставлялись во временное владение по воле государя.
Тот же принцип личной несвободы распространялся на взаимоотношения помещика с земледельцем. В те самые сроки, когда крестьянство Европы постепенно освобождалось от феодальной зависимости, в Московском царстве окончательно установилось крепостничество.

Переменились по сравнению с древнерусскими и внутрисемейные отношения: положение женщины делалось всё более бесправным, отдаляясь от славянско-варяжских традиций.

Однако было бы заблуждением рассматривать «азиатскую» составляющую как трудноизлечимую болезнь или родовую травму России. В исторической перспективе эта наша генетическая особенность не только создавала проблемы, но дарила бонусы.
Во-первых, без «азиатского» компонента Россия не была бы той культурно и духовно многоцветной страной, какой она сегодня является.
Во-вторых, примат «государственности» и «общинное» устройство массового сознания не раз помогали России пережить тягчайшие потрясения, которых не выдержало бы сугубо европейское государство (они и не выдерживали). Так было во времена Смуты и во времена тяжелой Северной войны. Так было и позднее, когда вопреки логике и математике Россия оказалась сильнее двух мощнейших военных империй – сначала наполеоновской, затем гитлеровской. Живучесть, способность к сплоченности в минуту испытаний, огромный ресурс прочности, жертвенность, знаменитое «мы за ценой не постоим» – всё это не европейское, это азиатское.