Врач, который после того, как я в первый раз написала себе на пальцы, сообщил мне, что тест на беременность показал то-то и то-то, то есть оказался положительным, поначалу не знал, поздравлять меня или поскорее сделать аборт. Я тоже не знала. В школе мы проходили атомную бомбу, расизм в Соединенных Штатах, Арно Шмидта, фашизм, дискриминацию женщин и еще целую кучу разных вещей, плюс по музыке – «Морских разбойниц», хотя это был факультатив, и все это, за исключением разве что расизма в Соединенных Штатах, о котором мы не могли иметь совсем уж точного представления, были железные доводы «против». Против рождения детей. Если вы чуть-чуть подумаете, вы сами легко придумаете еще несколько. Моей матери во всяком случае пришла в голову целая куча, когда я пришла к ней с этим, и даже отцу кое-что пришло в голову. Да и мне тоже. Точности ради следовало бы признать, что, на самом деле, никто из сохранивших рассудок хотя бы наполовину не смог бы назвать ни одного довода «за». Только не надо про любовь. Мы не слишком-то годимся для любви. После всего, что произошло в мире. Вы тоже не очень, так что не стоит притворяться. Врач и сам знал, что нет ни одной причины, по которой стоило бы рожать, он очень мягко и осторожно попытался сказать, таков, мол, в конце концов естественный ход вещей, но я тут же пришла в ярость, просто взбесилась: я ведь еще не совсем успокоилась после столкновения с одноразовым стаканчиком в конце века высоких технологий. Я сказала, мол, вы же сами не верите, что таков естественный ход вещей. По-моему, сказала я, это, напротив, самый противоестественный ход вещей, какой только можно себе представить. Вернее, противоприродный. При этом сделать аборт вовсе не казалось мне более естественным, чем оставить все, как есть, и родить. Естественнее всего было бы ни то, ни другое. Примерно то же самое чуть позже сказала мама. Мол, не для того изобретали пилюли, чтобы ты сейчас пришла и сказала, что залетела. Мама всегда воспринимала изобретение противозачаточных пилюль как революционный прорыв в истории человечества, правда, не для собственных дочерей – было бы лучше, чтобы ее дочери ни таблеток не принимали, ни детей не рожали, – нет, как великое изобретение человечества вообще, способное принести огромную пользу где-нибудь, например, в Индии. До изобретения пилюль жизнь у женщин была не слишком веселая, говорила она. И думала при этом о собственной жизни, а вовсе не о жизни индианок с их индийскими детишками, которых они в любом случае не могут вырастить. Размножаются как кролики. Мрут как мухи.